Скромница для злодея

План в том, чтобы показать Эвану – Дьявол всегда сможет дергать за ниточки. Показать, что Эван живет только благодаря великодушию братьев. Что они в любой момент могут с ним покончить.

Обучить Фелисити Фэрклот страсти – самый простой для Дьявола способ осуществить задуманное. Он мог бы ухаживать за девушкой, пока она покоряет герцога, а потом, как раз перед венчанием, соблазнить ее и этим недвусмысленно дать ему понять: «Никаких наследников. Никакой свадьбы. Никакой свободы воли. Только не для тебя».

Ведь именно такое соглашение они заключили, верно? Клятва, которую братья принесли глухой ночью, потому что их чудовищный отец манипулировал ими и наказывал их, думая о них только как о возможных кандидатах на продолжение древней династии Марвиков.

Три мальчика поклялись никогда не дать отцу того, о чем он просит.

Но Эван выиграл состязание. А когда получил титул, дом, состояние, весь мир, предложенный ему отцом… он нарушил обещание и замахнулся на еще большее. Возжелал наследника герцогству, которое, если уж на то пошло, вообще не должно было принадлежать ему.

Незаконный сын, когда-то готовый убить ради того, чтобы считаться законнорожденным, теперь пошел по другому пути. Хотя клялся, что никогда на него не ступит.

И Дьявол преподаст ему урок.

Что означает – Фелисити тоже придется его усвоить.

Он забрал у нее фонарь и поставил его на глыбу рядом. Пламя отбрасывало отблески на мутный лед, придавая ему странное, серовато-зеленое свечение. Дьявол видел, как у нее на шее лихорадочно бьется пульс, так близко он к ней стоял.

А может, и не видел. Может, просто хотел, чтобы эта жилка так лихорадочно билась.

А может быть, он просто чувствовал свой пульс.

Он посмотрел ей в глаза, прекрасные, нетерпеливые, и наклонился к ней.

– Вы уверены, что хотите отпереть эту дверь, леди Взломщица? – спросил он, ненавидя себя за эти слова. Зная, что если она согласится, то будет обесчещена. У него не останется выбора, как только обесчестить ее.

Впрочем, она этого не знает. А если знает, то ей все равно. Ее глаза сверкали, в их карей глубине мелькали отблески пламени свечи.

– Совершенно уверена.

Ни один мужчина на свете не смог бы устоять перед ней.

Поэтому он даже пытаться не стал.

Просто протянул к ней руку, положил ладонь ей на щеку, провел пальцами по невероятно нежной коже подбородка, потом по скуле вверх, к волосам, задержался там, запустил пальцы в густые рыжевато-каштановые кудри, скованные шпильками, согнутыми, чтобы стать отмычками, приковывающими его к ней. Ее губы приоткрылись, едва слышный, ошеломляющий вздох говорил о ее возбуждении. О ее желании.

Свободной рукой он прикоснулся к другой ее щеке, изучая ее. Наслаждаясь шелковистостью кожи, легкой складочкой в уголке ее рта, где возникала ямочка, когда Фелисити его поддразнивала. Он наклонился к ней с безумным намерением прижаться губами к этой складочке. Попробовать ее на вкус.

– Жмурки, – прошептала она. – Ваши руки… как в игре.

Детская игра. Развлечение в загородных домах. Одному игроку завязывают глаза, и он пытается определить, кто перед ним, просто ощупывая его. Словно Дьявол не запомнит Фелисити Фэрклот на ощупь на всю оставшуюся жизнь.

– Закройте глаза, – сказал он.

Она помотала головой.

– В жмурки играют не так.

– Я не играю в жмурки.

Она посмотрела ему в глаза.

– Нет?

Только не в эту минуту.

– Закройте глаза, – повторил он.

Она послушалась, и он придвинулся совсем близко, наклонился над ней и прижался губами к ее уху.

– Скажите мне, что вы чувствуете.

Он слышал, как это на нее действует – дыхание застревало у нее в груди, рывками вырывалось изо рта, словно она с трудом набирала воздух.

Дьявол понимал ее ощущения, в особенности когда одна ее рука поднялась и замерла над его плечом – она дразнила, не прикасаясь. Он заговорил снова, позволив себе дышать на ее высокую скулу, в то место, куда так хотел ее поцеловать.

– Фелисити, прекраснейшая из всех… – прошептал он. – Что вы чувствуете?

– Я… – начала она, а затем: – Мне больше не холодно.

Да уж, Дьявол представить не мог, чтобы она все еще мерзла.

– Но что вы чувствуете? – снова спросил он.

– Я чувствую… – Ее рука упала ему на плечо и словно обожгла его огнем. Он с трудом подавил стон. Взрослые мужчины не стонут, когда женская рука слегка задевает им плечо.

Даже если это пламя, жаркое и невозможное в ледяной комнате.

– Что вы чувствуете?

– Думаю, это…

«Скажи это, – мысленно твердил он, вознося молитву Богу, который отрекся от него десятилетия назад, если вообще когда-то благословлял. – Скажи, и я дам это тебе».

Возможно, он произнес это вслух, потому что она ответила; найдя своими прекрасными карими глазами, черными в темноте, его глаза, впившись пальцами в плечо, положив другую руку ему на грудь, она прошептала голосом, полным изумления и уверенности одновременно:

– Желание.

– Да, – отозвался он, склоняясь над ней, притягивая ее к себе и все же умудряясь удержаться от поцелуя. – Я тоже его чувствую.