Однако, когда я, как человек, думаю о том, что кто-то отнесся ко мне несправедливо, я думаю о том же, о чем думают крысы. Они тоже с помощью метапознания ставят себя на место другого существа и имеют представление о справедливом или несправедливом поведении. Учитывая существование диалектов у грызунов, вполне возможно, что крысы тоже могут различать отдельных индивидов. Это, конечно, смелое заявление, но с дельфинами я точно могу провести подобную аналогию. Поясню, почему интересно рассмотреть именно грызунов — причины для этого достаточно весомы.
До этого момента мы подвергали тестам животных, чтобы узнать, помогает ли конкретный препарат при заболеваниях сердца, циррозе печени или сыпи. Речь шла о теле, а не разуме. Еще несколько лет назад исследования психических заболеваний на животных казались невообразимыми. О чем тут говорить, если считалось, что только человек имеет разум и психику?
А сегодня ни один серьезный ученый не сомневается, что у животных есть психика и они подвержены соответствующим заболеваниям. Животные могут быть счастливыми или грустными так же, как и мы. Велика вероятность, что широта нашего эмоционального спектра возникла в ходе эволюции. Волне возможно, что мы, люди, добавили некоторые чувства к уже существующему длинному списку. Я вполне могу предположить, что чувство стыда за окружающих (нем. Fremdschämen, также рус. испанский стыд) — чисто человеческая эмоция. Эта эмоция сложная, и немцы должны бы гордиться тем, что придумали для нее специальное обозначение. В англосаксонских языках для объяснения этого термина потребуется примерно один абзац.
В принципе можно предположить, что психика мыши ничем не отличается от психики человека. В противном случае вновь разработанные препараты на нас бы просто не действовали. Мы с вами уже знаем, что психотропные препараты помогают снизить агрессию даже у рыб. Но что нам делать с этим знанием?
Давайте рассмотрим историю одного из самых важных научных журналов поведенческой биологии. Ethology основали в 1937 году, в нем публиковались такие известные бихевиористы, как Конрад Лоренц и Николас Тинберген. Примечательно, что сначала он назывался «Журнал психологии животных». Да-да, вы верно прочитали, о психологии. Поведение животных тогда объяснялось психикой. В 1985 году это название показалось уже не таким научным, поэтому его переименовали в Ethology (этология, поведенческая биология). Так как душевное состояние животных нельзя было исследовать, его перестали учитывать. Вместо этого все сосредоточились на наблюдениях поведения, чисто формальных и не имеющих никакого отношения к разуму в «черном ящике» мозга.
Каждый искал простое и логичное объяснение тому или иному поведению и рассматривал животных лишь как биологических роботов.
На этом в значительной степени и основано отношение человеческого общества к животным. Законы о защите животных разрабатывали эксперты, которые гордо называли себя поведенческими биологами и подчеркивали, что они, дескать, рационально мыслящие ученые, не руководствуются неуместными эмоциями и не очеловечивают животных. И раз сегодня ни один серьезный ученый не может опровергнуть существование у животных разума или психики, то журналу Ethology давно пора бы вернуть свое изначальное название.
Но мне кажется, что требуется нечто большее. Наше отношение к животным необходимо переосмыслить и привести в соответствие с нынешними результатами исследований. Что конкретно это будет означать и каковы будут морально-этические последствия — трудно предсказать. Все дело в нашем нынешнем обращении с животными, будь то в естественной среде обитания или в руках человека — оно неподобающее и развивается на основе неверных предположений и упрощений. Может, в конце концов мы найдем верный путь.
Исследовательские ошибки
Некоторые обстоятельства просто ускользают от нашего внимания, и мы можем открыть для себя реальность только благодаря статистике.
К счастью, я не единственный, кто неправильно интерпретирует ситуацию. Дарвин, например, считал, что шимпанзе смеются, когда растягивают губы и показывают зубы. На самом деле так животные низших рангов заявляют о своем страхе и неполноценности по отношению к доминантной особи.