Скука прекрасной Бурруджун

— Даже не знаю, — озадаченно ответил старый воин. Он отхлебнул вина из чаши, что держал в руках, и прищурился. — Будь это мужчины, я бы решил, что готовится переворот и нас вот-вот захватят в плен.

Он хохотнул.

— Или что во дворец забрались невиданно дерзкие воришки, и ты, правитель Шашатана, сейчас лишишься своего драгоценного венца. А что мне еще удивительнее, никто из стражи их еще не заметил и не забил тревогу.

— Думаю, они вполне понимают, кто это, несмотря на темноту, — успокоил его Шашатана, хотя сам нахмурился.

Сел, потирая плечи. Подумал, что стоит дать новые указания страже, а то неровен час, кто-нибудь из дам может пострадать, если попадется слишком радивый или глупый стражник.

— Что, Бурруджун тоже там? — сухо спросил он.

— Еще бы, — ответил Дар-Рокко. — Но у них все по правилам, держатся кольцом вокруг нее, две идут впереди, видимо разведка, еще две сзади… Ха-ха! Одна упала!.. Порвала платье, теперь ругается с товаркой… Ага, вот малышка Мона, только шикнула, они уже молчат. Эх, будь она мужчиной, я бы себе ее взял, строить моих молодцов. У нас была бы непобедимо дисциплинированная армия…

Он помолчал, вглядывась в темноту. К неудовольствию дам, в это время из-за мчащихся по небу темных облаков проглянула ущербная луна. Бледный свет залил широкий двор, узловатые стволы акантовых деревьев и раскидистые купы цидий, узорчатые мостки переходов между павильонами, не говоря о самих дамах, растерянно озиравшихся теперь.

Правитель Шашатана встал и приблизился к окну.

Дар-Рокко хмыкнул, подумав, что изнеженным девицам не пристало играть в такие игры, как вдруг он понял, что двор пуст. Каким-то образом дамы, используя тени, укромные уголки, стволы деревьев и перильца мостков, сумели попрятаться и, более того, стремительно пересечь, наконец, этот двор. Наблюдая, как узорчатый шлейф с надорванным краем скрывается за углом Павильона Белых бабочек, Дар-Рокко ошарашенно заметил:

— Верно, все было заранее продумано, что им следует делать, если ночь будет лунной… они растерялись всего на миг — и затем рассредоточились. У госпожи недюжинный ум, и просто удивительно, как она заставляет их, которые раньше только и делали, что вышивали да дергали за струны, вести себя как заправские разведчики… И заставляет ли…

— Она носит титул прекрасной госпожи недаром, — отозвался Шашатана, не в силах скрыть довольную улыбку.

Он размял пальцы и вернулся к своим бумагам. Младший советник, до того скромно державшийся у ширмы, вновь придвинулся с письменным прибором и стал записывать указания правителя Шашатаны.

Четвертый вечер игры в "цепь небылиц".

Этим вечером дам было куда меньше, чем обычно — в столице по слухам было поветрие, и в дворец пришло немало писем с просьбами посетить болеющих родителей. Юная Лали-наан-Шадиш, от досады едва не плакала, прощаясь с прекрасной госпожой, пока Бурруджун не укорила ее.

— Право же, — сказала она. — Не стоит выказывать такое непочтение матушке, отправляйся и скрась ее болезнь своим присутствием. Побереги себя и возвращайся, как сможешь.

С каждой из дам Бурруджун передала вежливые письма, полные сочувствия и добрых пожеланий, и щедрые подарки: шелковые платья, ароматические шары с целебными маслами и шкатулки с благовониями. Благовония привезли прямо из храма Зачарованного сада — там над ними пели молитвы, чтобы те отгоняли злых духов болезней.

И старшая из сестер Мин-Кулум отправилась к заболевшей семье, а младшая выпросила разрешение остаться.

Многие дамы, что постарше, шептались — виданое ли дело, как поредела свита прекрасной госпожи, уже не к добру это… Еще и новости из западных провинций: едва приехал оттуда гонец, как правитель Шашатана спешно собрался и уехал, даже не простившись с прекрасной госпожой.

О, даже Мона-дар-Ушшада не могла пресечь все слухи, которыми полнились галереи и переходы обоих дворцов, а тем более Срединного дома.

Впрочем, прекрасная госпожа, до которой стороной доходили эти слухи, не печалилась и укоряла старшую даму за чрезмерную чувствительность: "Право, уж вам-то нужно держать лицо, пусть их говорят… Ветер шепчет, а деревья стоят на месте, как сказал один из ваших любимых поэтов".

— Кто оплачет мотыльков, когда ураган сносит крыши?.. — словами другого поэта отвечала Мона-дар-Ушшада, охваченная дурными предчувствиями.

Впрочем, вечер игры прошел как обычно, и палочку с бисерным хвостом тут же схватила Гу-иш-Равата, нимало не стесняясь. Вот уже который раз ее историю откладывали, и это было невыносимо ее сердцу.

История прислужницы из кухонного ведомства, поведанная дамой Гу-иш-Равата