Скука прекрасной Бурруджун

— А я бы хотела, — с непонятной тоской сказала прекрасная госпожа. — Не пустота — свобода.

— Что вам в той свободе? — спросила Ане-мин-Кулум. — Разве она хороша? У тиуле есть гнезда, в которые они могут вернуться, но бездельники мальчишки часто разоряют их, да и пропитание птицам приходится каждый день добывать.

— И ты права, — легко согласилась Бурруджун, гладя ее по волосам. — Но все же…

Сплетни и слухи.

Вторая половина дня омрачилась дурными известиями. Еще четыре дамы, стыдливо пряча глаза, отбыли домой, а позже Мона-дар-Ушшада обнаружила в задних покоях несколько рыдающих девиц и едва смогла выяснить, в чем дело.

По всем службам дворцов шел слух, что правитель Шашатана разочаровался в своей жене из-за ее неподобающего поведения и бесплодности, и потому берет новую жену. Более того, в Срединном доме уже расположились в гостевых покоях одна родственница семьи правителей, с большой свитой. И по словам прислужниц, которые хлопотали по поручениям высокородных дам, родственница привезла свою дочь, изысканную белолицую красавицу, которая до того воспитывалась в одной из провинций.

И ведь ни слова не было передано прекрасной госпоже, хотя она, как жена правителя, должна была узнавать о таких гостях едва ли не первая.

Мона-дар-Ушшада сумела проверить эти слухи, и они подтвердились. Сурово отчитала прислужниц, которые с явной неохотой выполняли ее поручения, а те только расхихикались непочтительно.

Кушанья приносили с опозданием, и уже остывшие, кое-как разложенные. Будто бы слуги уже знали, что нынешняя прекрасная госпожа уже почти и не хозяйка во дворце.

Слезы обиды и злости вскипали на глазах старшей дамы, и она все никак не решалась рассказать обо всем госпоже, пока та не заметила покрасневшие и печальные лица остальных дам и не потребовала во всем признаться.

Дамы долго отнекивались и уговоривали госпожу не беспокоиться, но та только уверилась в том, что происходит нечто из ряда вон. В конце концов, Мона-дар-Ушшада все рассказала.

И даже о том, что говорят о гостьях, разместившихся в Срединном доме.

— Ах, но ведь это прекрасно! — воскликнула прекрасная госпожа и даже хлопнула в ладоши.

Дамы замерли, встревоженно переглядываясь, а Бурруджун воодушевленно сказала:

— Мона, распорядись, чтобы гостям прислали подарки — несколько отрезов шелка, утварь, и составь уместное письмо…

— Мне… самой передать подарки? — несколько оторопело спросила Мона-дар-Ушшада, не зная что и думать.

— Нет. Много чести, — неожиданно жестко сказала прекрасная госпожа. — Пусть с подарками отправляется Гу-иш-Равата и кто-нибудь из младших дам.

— Как прикажете, госпожа, — с печалью и неодобрением сказала Гу-иш-Равата.

— Я на вас рассчитываю. Когда будете в Срединном доме, изыщите способ и хорошенько изучите его устройство. Особенно меня интересуют покои господина Иш-Саронны.

Дама некоторое время смотрела госпоже в глаза, потом развернула веер, скрывая улыбку, и смиренно подтвердила, что все выполнит.

— И не стоит волноваться о слухах, — сказала Бурруджун. — С непочтительными слугами обходитесь как обычно. Наказания вскоре заставят их позабыть о глупостях и отдаться работе. И я не думаю, что мой супруг без уведомления и прощания решит расстаться со мной.

Бурруджун и на самом деле не сомневалась в Шашатане — и если даже что-то точило ее сердце, то она этого не показывала. Бурруджун стоило вспомнить тот взгляд, которым ее дарил на прощание супруг, уходя утром последнего дня, когда они виделись, чтобы увериться в том, что она небезразлична ему.

Дамы приободрились, исполняясь ее уверенности и спокойствия.

И тем больнее было всем услышать новые распоряжения, переданные дворцовым управителем.

Старик не сдерживая слез передал с одной из младших дам письмо, в котором прекрасную госпожу уведомляли о том, что для ее удобства во внешнем дворе приготовлены паланкины, чтобы ей без промедления можно было ехать домой.

В этом предельно вежливом, витиевато составленном письме не было и тени неуважения. Будто бы прекрасная госпожа распорядилась, а некто все приготовил и отчитывается. И одновременно столько презрения в подобном обращении! Право же, никто из дам не ожидал подобного, и сам дворцовый распорядитель, повидавший на своем веку немало придворных интриг, не мог сдержать слез. Что уж говорить о дамах, многие из которых тут же зарыдали, оглашая Серебряный дворец стенаниями и жалобами.

Бурруджун лишь побледнела и сжала до боли руку Моны-дар-Ушшада, которая сидела подле нее.

— Кто передал это письмо? — спросила она, одновременно давая знак Моне-дар-Ушшада, чтобы та успокоила дам.

— Принес слуга из Личной канцелярии, — печально отвечал дворцовый распорядитель. — Я отсылал его обратно с уточнениями, но все, что мне сказали — будто бы распоряжение подготовиться, собрав прощальные подарки, и помочь прекрасной госпоже отбыть домой, пришло из ставки правителя Шашатаны.