Скука прекрасной Бурруджун

Что ж, разве можно было ожидать подобной утонченности от военачальника, который почти все свое время проводил с войском… Сердито вздыхая, Мона-дар-Ушшада составляла стихи для ответа принцу — по просьбе Бурруджун, и одновременно размышляла, не стоит ли написать Дар-Рокко насмешливую отповедь о его манерах? Или же просто позлословить с дамами, и пусть над ним смеется весь Серебряный дворец?

О нет, Мона-дар-Ушшада была не злой, но порой ее вспыльчивость застилала разум, подвигая старшую даму на неблаговидные поступки. Видно, поэтому и стихи вышли грубоватыми, но Бурруджун только покачала головой и переписала их, присовокупив несколько слов, уверяя принца в том, что сплетни есть сплетни, и не стоит обращать внимание на то, о чем шепчутся глупцы.

Той же ночью охрана Серебряного дворца была усилена — вокруг дозором встали лучники из лучшего отряда охраны Стальных врат. Принц Аину своеобразным способом выразил свое отношение к сплетникам и злоумышленникам.

И однако же, как это бывает в нашем мире, всегда найдется немало завистников, готовых любое благородное движение истолковать в дурную сторону.

Сладости из южной провинции Са.

Подули северные ветры, и по утрам сад стал покрываться инеем. Пожалуй, печальная картина увядших цветов под тонким белым покровом, не лишенная своеобразной красоты, могла бы привлечь дам, но те боялись обморозить лица и руки. Согласитесь, даже под толстым слоем пудры сложно укрыть покрасневший на холоде нос.

А тут привезли с оказией сласти — несколько лаковых ларцов, источающих дразнящий аромат. Один из правителей южных провинций прислал с ежегодными отчетами подарки для прекрасной госпожи, и дамы, предвкушая пиршество, целый день гадали, что за сласти в этот раз будут.

В верхнем изжелта-золотистом ларце, с крышкой, украшенной изображениями птиц, рядами лежали белые многолепестковые цветы эбе, самые поздние цветы осени. Дамы не знали, разочароваться или восхищаться, и вдруг обнаружили, что это вовсе не живые цветки и даже не подсушенные — а тонко вылепленное сахарное тесто.

В следующем ларце, цвета коры цидии, лежали алые и лиловые ягоды — тоже искусно слепленные сласти, и в этот раз с густой пряной начинкой.

В нижнем ларце, на крышке которого были изображены рыбы, находились самые простые, круглые — и однако же каким-то образом сделанные прозрачными. Будто драгоценные камни. Поистине, даже в таких обыденных вещах люди способны проявлять истинное мастерство.

Бурруджун едва ли радовалась этим невинным забавам. Незадолго до того Шиане-дар-Асана сказала ей, что хотя зять приискал ей надежного слугу для слежки за письмами, все же полностью обезопасить это не могло. Личные гонцы чиновников, каждый из которых мог являться тем самым недоброжелателем, постоянно сновали туда-сюда. А что и куда они носят было ведомо только их хозяевам. Это печалило Бурруджун. Она хотела кое о чем спросить у своей приемной матери, но не решалась доверить вопрос бумаге. Оставалось разве что послать одну из дам с поручением, но это бы привлекло ненужное внимание…

А что еще огорчительнее — правитель Шашатана с недавнего времени перестал отвечать на ее письма, и Бурруджун не знала, что и думать. Виной ли тому большая занятость, снова ли происки недоброжелателя…

Дамы порасспрашивали немного по ее указанию, но ничего нового не узнали — а может, кто-то уже дал распоряжение лишнего не болтать и держать хозяйку Серебряного дворца в неведении.

Впрочем, по делу Иш-Саронны никто им не препятствовал — дамы узнали, что покойный, во-первых, занимался какими-то сверками описей сокровищницы, а во-вторых, последние несколько дней перед смертью находился в ссоре с любовницей. По словам слуги, Иш-Саронна заподозрил ее в неверности, и та разыграла сцену оскорбленной невинности, выставив ревнивца прямо посреди ночи из своего дома, и даже не дав ему целиком одеться. Хорошо, темно было, рассудительно качал головой слуга, а то срамота такая, едва-едва удалось незамеченными пробраться к себе.

Дамы и не подозревали о столь бурной жизни бедного юноши, сначала позлословили, потом опечалились, вспомнив, что его уже больше и нет на этом свете.

Ревность правителя Шашатаны.

Словно стремительный горный поток правитель вернулся в Гнездо спящего дракона, но лишь на несколько мгновений он появился в Серебряном дворце — с тем, чтобы бросить перед Бурруджун несколько исписанных листков и произнести: "Я крайне разочарован".

Он удалился, никак не поясняя своих действий, да и это было к лучшему — правитель Шашатана был крайне суров к предателям и обладал жестоким нравом. Зная об этом, он не хотел причинить вреда супруге, а задержись он, чтобы попытаться выяснить что-либо, то непременно впал бы в ярость и всякое самообладание покинуло бы его.