Скульптор и Скульптура

— Серёжа, не читай и не слушай посредников, читай и слушай первоисточники. Прочитай хотя бы одну книжку, написанную евреем, и тебе русская тоска покажется необузданным весельем, а пресловутый пессимизм радостным оптимизмом. Ты когда–нибудь слышал, чтобы евреи себя хвалили? — Миша выдержал паузу и продолжил, — Нет, только анекдоты о себе, перемешанные с грустной иронией. Евреи такие же, как все, часть одного большого земного народа со своей ролью.

— Какой? — не скрывая любопытство, — спросил Сергей.

— Прозаической, — ответил Миша, — евреи хроникёры этого мира, мы пишем нестареющий отчёт о событиях, происходящих в мире для будущих поколений. Ветхий завет — отчёт, Новый завет — отчёт. Мы постоянно перебираем историю, но не в целях изменения и порядка её частей и событий в угоду быстро изменяющемуся времени, а в целях поиска истины и строительства своего собственного здания истории. Мы удерживаем в своей памяти тысячи лет истории. От нашей памяти и наши беды. Как поётся в песне об острове невезения: «Им бы понедельники взять и отменить…». Увы, мы помним наш величайший взлёт и вершину процветания, а затем падение до самых глубин ничтожества, виной которого явились мы сами.

Пришла очередь Сергея задуматься над услышанным. Он действительно никогда не встречал радостного еврея. Думая так, он машинально произнёс слово «хроникёры».

Миша решил, что Сергей не очень понял то, о чём он ему говорил, и продолжил развивать свою мысль: «Если бы люди читали наши хроники, они давно бы поняли, что все беды происходят из смуты, из розни и из вражды. Но, увы, не читают, а если читают, то не понимают, а если понимают, то надеются на то, что именно их пронесёт. Не пронесёт, чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать единственную книгу Флавия, сына Матиттьяха «Иудейская война». К сожалению, люди отстаивают своё право «быть» исключительно в ссорах, войнах, раздорах, забывая о том, что кроме мирского, есть ещё и вечное, а кроме быта, есть ещё и бытие. Евреи, к сожалению, в этом идут рука об руку со всеми другими народами. Среди нас нет единства до сих пор. Русская часть единого российского народа в этом плане более образована. При очевидной видимости полного отсутствия цели русские не единожды объединялись для решения, именно вопросов бытия и вечности».

Сергей зевнул, из него начинал выходить хмель. Он попросил у Миши какую–нибудь книгу еврейского автора. Миша дал ему несколько древних книг, среди которых была и переведённая с греческого книга Иосифа Флавия «Иудейская война».

Сергей брёл домой спать, и шагая под покровом ночи, думал: «В чём–то Миша прав. Каждый народ сам себе и режиссёр, и сценарист, и зритель. Каждый народ и причина, и следствие своих побед и своих несчастий. Евреи сами придумали себе оковы исторических хроник и вяжут себя ими по рукам и ногам. Видимо прохождение этого опыта ими хочет Бог. Но Господь не против принятия мира здесь и сейчас, без оглядки на будущее, просто к этому народы ещё не готовы. Народы не готовы к признанию своего единства».

Он посмотрел на небо, там отчётливо просматривалась свастика, в контурах звёздной изгороди, растущих деревьев и мерцающих звёзд.

— Вон он, райский сад, — тихо произнёс Сергей и улыбнулся.

Глава двадцать седьмая Власть и Любовь

Раздоры и повторы

Сергей лежал с открытыми глазами, и мысли, сменяя друг друга, накатывали на него. Он прожил ещё один необычный для его профессии день. Он не хотел отключаться и отдыхать. Он хотел думать, искать ответы. Он хотел знать.

Бог. Змей — искуситель. Райский сад. Яблоко. Адам и Ева. Ад. Условие этой задачи совсем короткое. Бог испытывал. Змей искушал. Эту часть задачи люди поняли давно, спрятав все свои беды и пороки за словами: «Кого Бог любит, того и испытывает». А испытывает он искушая. Казалось бы, чтобы из испытуемых и искушаемых, живущих в аду, вернуться опять в рай, людям надо просто вернуться к яблоку, вновь съесть его, а кочерыжку, именуемую раздором, выбросить далеко — далеко, и их пустят обратно.

Бог — это знание. Змей — это путь к знанию. Наверное, было бы несправедливо обрести абсолютное знание без усилий. Бог вывел своих детей на перекрёсток, Змей расставил указатели, дети столпились на перекрёстке и стали галдеть, каким путём идти. Путём свободы, или путём запретов. Так зародился раздор, а следом за ним стороны света, системы координат, антонимы. Но не это стало главным в жизни людей. На перекрёстке зародились оттенки альтернативы. От простых понятий, есть или не есть яблоко, с Богом жить или со Змеем, люди перешли к сложным, к налаживанию отношений друг с другом. Решение этой задачи стало для них всем последующим смыслом их обитания в аду.

— Кто ты такой, — пыталась спрашивать Ева Адама. Адаму это быстро надоело, он нагнал на Еву, по праву сильного, страху, облачил её в паранджу и поместил в гарем.

— Кто ты такая, — спрашивал подвыпивший Адам Еву, выслушивая её постоянные упрёки.