Скверна

– Один мой друг из Химлифалла говорит, что все наладится. Говорит, ее скоро забудут, – Линдри открыл дверь. – Но он никогда с ней не встречался.

Ример прекрасно понимал, о чем говорит Линдри. Ее невозможно забыть. Он пытался.

Линдри пригласил их в маленькую комнату. Здесь имелись спальная скамья и окошко, которое располагалось под потолком над выступающей вперед пристройкой нижнего этажа. На подоконнике лежал снег. Вдоль стен стояли деревянные ящики и дерюжные мешки. Пахло чаем и специями.

– Это кладовка. Не слишком шикарно. Не то, к чему ты привык, Ример-отче.

– Я привык к соломенному матрасу на полу в Блиндболе, Линдри. Я не был Ан-Эльдерином с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

Линдри раскрыл было рот, но ничего не сказал. Он посчитал, что разумнее не упоминать о том, что это было всего четыре года назад. Старик отошел в сторону и пропустил их внутрь.

– На ящике есть пара пледов. Обычно я даю их посетителям, но…

Ример понял. Посетителей, которым они могли понадобиться, не было.

– Я принесу поесть. У меня есть копченая форель и маринованный лук.

– В этом нет необходимости, – ответил Ример, но его перебила Дамайянти.

– Спасибо, это будет чудесно. А у тебя есть суп? – она присела на скамью и начала развязывать свои ботинки. Ример почувствовал, как краска приливает к щекам. Ее поведение никак не разряжало ситуацию. Но пусть Линдри думает все, что хочет. Свартэльд мертв, Хирка в смертельной опасности, Совет бурлит, слепые наступают. Он не может тратить время на беспокойство о том, как ситуация выглядит в глазах других.

Линдри кивнул:

– У меня есть рыбный бульон. Я приготовлю суп, – он скрылся внизу.

– Итак, что тебе нужно? – Ример сел рядом с Дамайянти. Она сняла плащ с его плеч, свернула и положила на изголовье.

– Я должна быть уверена, что ты понимаешь, о чем просишь.

Он кивнул, не смог заставить себя сказать да, потому что это было бы ложью.

Она продолжала:

– И мне нужно твое слово.

– Хорошо, какое?

– Это твой выбор. Не мой. Вспомни об этом, когда захочешь убить меня за то, что сам пожелал сделать.

– Вот как… Не самый безболезненный процесс, да? – сухо произнес он.

Дамайянти провела пальцами по его волосам. Что-то в ее взгляде изменилось. Ример привык наблюдать, как она пытается проглотить его, завладеть им, подчинить его. Сейчас она медлила, и ее поведение не было наигранным. Возможно, именно это пугало его больше всего.

Они сидели молча до тех пор, пока не пришел Линдри и не поставил поднос на один из деревянных ящиков. Две чашки рыбного супа и фонарь. Стекло фонаря было дешевым, из тех, что отбрасывают зеленые тени.

– Спасибо, – сказала Дамайянти. – И не пугайся, если он будет кричать. Обещаю не причинять ему вреда.

Ее улыбка обрела былую властность. Она склонилась к Римеру и провела пальцами по его бедру. Линдри повернулся к ним спиной и вышел, захлопнув дверь так, что косяк затрещал.

Ример скинул ее руку с бедра.

– Мы здесь не для этого.

– Нет, – ответила она. – Но нам на руку, если он подумает, что для этого. Потому что ты будешь кричать. Подними руки.

Она распустила шнуровку у него на шее и потянула за ремни так медленно, будто боялась того, что может обнаружить под ними. Дамайянти стянула с него рубашку. Она упала на пол. Танцовщица смотрела на Римера, приоткрыв рот. Неосознанная реакция, которую она спрятала за удовлетворенной улыбкой.

– Значит, все, что болтают о Колкаггах, правда, – сказала она. – Ложись, Ример.

Он послушался и опустился на спину на скамейку. Она скатала плащ, подложила ему под шею, опустив голову вниз. Из кошеля она извлекла два маленьких флакона и положила их на табуретку. Они были исполнены в форме наконечников копья. Один из черного стекла, другой из серебра. Клюв она положила рядом с ними. Он был открыт.

Три совершенно чужеродных объекта рядом с такими обыденными вещами, как чашки для супа. Дамайянти опустила руки на бедра. Ей не хотелось делать этого.

Ример испугался, как бы она не передумала. Он знал, что делает. Знал, что пути назад нет. Она тоже знала, но все еще могла выйти из игры. Этого не должно произойти. Он должен заставить ее двигаться дальше.

– Поторопись, – сказал он. – Не могу допустить, чтобы весь город обнаружил меня здесь в обществе такой женщины, как ты.

Она холодно улыбнулась. К ней вернулась знакомая ему решительность.

– Выпей вот это, – сказала она и протянула ему серебряный флакон. Он выпил. Жидкость была неоднородной и горькой на вкус.

Она капнула две красные капли из черного флакона на клюв, а потом принялась тереть его руками, пока он не стал липким. В комнате запахло кровью. Она подняла клюв к лицу и стала что-то нашептывать. Почти ласково. Успокаивающе. Ее руки были красными, как у мясника. Ример не понимал ее слов, но знал, что она говорит на языке слепых.

– Ты говоришь на языке… – он уставился на нее.