Сквозь тьму

Сделать это означало собрать воедино историю о том, как и почему альгарвейцы мучили и убивали каунианцев из Фортвега. Скарну понял стратегию рыжеволосых, но история, которая была ничем иным, как стратегией, оказалась какой угодно, но только не интересной. Он поговорил с Пернаваи и Вацюнасом о том, что случилось с ними и что случилось с людьми, которых они знали, с людьми, которых они видели. К тому времени, как он закончил делать заметки, он, бывший дантист и его жена были все в слезах.

Скарну переписал историю. Когда она ему понравилась, он перечитал ее Меркеле и Рауну. Они оба предложили внести изменения. Скарну ощетинился.Меркела посмотрела на него. Он потопал прочь, изображая оскорбленного художника.На следующий день, остыв, он внес некоторые изменения. Даже ему пришлось признать, что они улучшили пьесу.

Затем, будучи без печатного станка, ему пришлось написать это так аккуратно, как только мог Эш. Когда он закончил, это не было похоже на настоящий новостной листок, но ни у кого, кто вообще умел читать, не возникло бы проблем с тем, чтобы разобрать, что там написано. Он отправился к Ватсюнасу в сарай. “Весь твой. Иди вперед. Твори свою магию”. Он сделал паузу, устыдившись собственного сарказма.

К счастью, Ватсюнас этого не заметил. Он склонил голову к Скарну. “Это все, что я берусь сделать”. Его приготовления казались простыми, почти примитивными.В них использовались желтки полудюжины яиц и хрустальная безделушка Меркелы, которая превращала солнечный свет в радугу. Заметив любопытный взгляд Скарну, он снизошел до объяснения: “Желтый цвет яйца символизирует зарождение - нет, вы бы сказали, рождение - нового, в то время как, как этот кулон распространяет единый свет на множество, так и мое волшебство распространит вашу точную копию здесь на все эти чистые листы.- Он похлопал по стопке бумаги, которую Рауну привез из Павилосты.

“Ты лучше всех знаешь свое дело”, - сказал Рауну, задаваясь вопросом, знал ли Вацюнас это вообще.

Затем каунианин с Фортвега начал петь. Он, как с сожалением осознал Скарнуре, владел классическим языком в большей степени, чем любой валмиранкаунец, каким бы образованным он ни был, мог когда-либо надеяться быть. Для него это была родная речь, а не второй язык, вбитый с помощью школьной учительской тумблерки. Он мог заставить классического каунианца делать то, чего Скарну никогда бы не вообразил, потому что это было его.

И когда он вскрикнул, когда он положил ладонь левой руки на стопку чистых листов, Скарну почувствовал, как сила течет через него. Мгновение спустя бывший дантист поднял руку, и листы больше не были чистыми. Скарну увидел свою историю, изложенную на самом верхнем, строка за строкой, слово за словом, буква за буквой, как он ее написал. Ватсюнас пробежал глазами текст. Каждый лист был идентичен первому, идентичен копии, которую дал ему Скарну.

Скарну отдал ему честь, как будто он был вышестоящим офицером. “Ты справился лучше, чем я думал”, - откровенно сказал он. “Теперь мы должны убрать их так, чтобы люди могли их видеть, и при этом действовать достаточно скрытно, чтобы их нельзя было отследить и вывести на нас”.

“Это я оставляю тебе”. Ватсюнас пошатнулся, зевнул и усилием воли взял себя в руки. “Ты, я молю, прости меня. Я истощен, забытый ”. Он лег на солому и заснул, просто так. Когда он захрапел, Скарну снова отдал ему честь. Простыни, которые он сделал, навредили бы рыжеволосым гораздо больше, чем засада на ночной патруль. Во всяком случае, Скарну на это надеялся.

Учитывая все обстоятельства, Фернао с таким же успехом мог погибнуть в стране Людей Льда. Его товарищи спасли его - для чего? Для большего удовольствия был единственный ответ, который приходил к нему в промежутках, когда он был в сознании и без лекарств.

Он никогда не интересовался медицинской магией, что означало, что он знал о различных способах дистилляции мака меньше, чем мог бы знать. Некоторые оставили его с более или менее ясной головой, но сделали меньше, чем могли бы, несмотря на боль в его сломанных костях и других ранах. Другие забрали боль, но забрали с собой и его, так что он, казалось, стоял вне себя, воспринимая свое избитое тело так, как будто оно принадлежало кому-то другому. Иногда ему было стыдно нуждаться в таких наркотиках. Чаще всего он приветствовал их и даже начал относиться к ним с уважением.

Он получал их реже, поскольку его тело начало восстанавливаться. Он понимал причины этого и в то же время возмущался ими. “Вы бы предпочли терпеть такую сильную боль, что вам нужен маковый сок, чтобы избавиться от нее?” - спросила его медсестра.

Лежа на спине, он пристально посмотрел на серьезную молодую женщину. “Лучше бы я с самого начала остался цел”, - прорычал он. Она отпрянула с испугом на лице. Война, или ее часть, связанная с Лагоасом, была все еще в новинку. Не так уж много раненых людей вернулись в Сетубал, чтобы напомнить людям, которые остались дома, о том, что на самом деле значит сражаться.

Привыкай к этому, подумал он. Тебе лучше привыкнуть к этому. Ты увидишь -ты услышишь -хуже, чем я.