Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Если в маленьких, холодных каморках Нортта Ульрик чувствовал себя сильным, все контролировал и был под защитой дружбы с другими мальчиками, которые несли бремя собственных дарований, то в гигантских помещениях Аль-Фабра все обстояло иначе: просторные, полные света комнаты соединялись друг с другом с помощью огромных аркад; стеклянный потолок необъяснимым образом витал в вышине, словно второе небо; повсюду виднелись столы, верстаки, ручные тиски и фрезы, наваленные горой зубила и кучки гвоздей; в дальних углах горели огни, металл охлаждали в воде, вода поднималась, превратившись в пар, звон кузнечных молотов метался туда-сюда по мастерским, и время от времени над каким-нибудь рабочим столом поднималось зеленое или охряное облако – свидетельство неудачного или запланированного взрыва; по рельсам в полу ездили тележки и перевозили от стола к столу макеты зданий и строительных лесов, а у стен, до самого фальшивого неба, простирались стеллажи с книгами и свитками, принесенными со всех концов света, и эти полки сообщались друг с другом посредством лестниц и мостиков, расположенных прямо над головами учеников. Там были не только плотники, как Ульрик, но и физики, просчитывавшие траекторию падения ядер из одного мира в другой; химики, переводившие вещества из одного агрегатного состояния в другое, а также из одного мира в другой; математики, почти все время болтавшиеся на веревках под потолком, где они писали свои формулы будто бы прямо на небесах; биологи, сгорбившиеся над какой-нибудь белкой из другого мира, подмечавшие особенности ее поведения или препарировавшие существ из пре’Мира и пост’Мира, не зная, что перед ними одни и те же твари, только в разные моменты времени; и так далее – эти залы под двойным небом (то в звездах, то в тучах; исписанным и изрисованным) все длились и длились, будто бы до бесконечности.

Приняли новичка хорошо, весть о его таланте как ветер пронеслась от верстака к верстаку, и первое время все взгляды были нацелены на него. Почти в самом начале Ульрик наконец-то узнал истинный мотив и цель своего ученичества, начатого в тени старого Нортта и достигшего высот под руководством Великого Инженера Аль-Фабра.

Великий Инженер внешне особым величием не отличался, он был скорее невысоким и плотного телосложения, обувь предпочитал на каблуках, которые вместе с взъерошенными волосами добавляли ему сантиметров. У него было огромное брюхо, на которое он – когда нуждался в обеих руках, чтобы что-то продемонстрировать, обрисовав в воздухе, – складывал свои карандаши, компас и деревянные линейки. Он был очень энергичным, и его резкий голос как будто существовал отдельно от хозяина: рявкнув единожды, инженер мог не только заполнить все огромное пространство, но и в некотором роде проникнуть из одной мастерской в другую, в мгновение ока заставляя учеников остановить или начать свой труд.

Про Великого Инженера Аль-Фабра говорили, что он первый, кто понял динамику, расположение и структуру миров на теле Тапала и также первый, кому удалось все это увязать логичным, безупречно математическим образом, собрав все в одну формулу, которая, по слухам, существовала лишь в двух местах: в его разуме и на клочке бумаги в некоей тайной комнате Королевской Библиотеки – и то, и другое было заперто на все замки и охранялось с неимоверным рвением.

– Ну что, трутни, – обратился он к ним, утопая в подушках на возвышении в лекционном зале большой мастерской, – добро пожаловать! Возможно, некоторые из вас, если они настолько умны, как мне хотелось бы, поняли, почему вы здесь, а вот другие – надеюсь, их не слишком много – еще нет. Вы сюда пришли из мастерских Нортта и Каруха, из серных ям Лилоха, из заряженных электромагнетизмом комнат Збира (я вижу вас – вы, с шевелюрами торчком) и из многих других мест, кои не в силах сравниться с великой мастерской Аль-Фабра. Вы росли, играли, учились – кто-то, может, познал первую любовь, а кому-то уже удалось разминуться со смертью. Рассчитываю, что вы усвоили свои уроки, и еще надеюсь, что вы наигрались. Ибо здесь, в моих мастерских, больше нет места забавам, и ваша миссия превыше любовей и смертей всех над’Людей, кои есть и будут. У наших талантов нет ни малейшего смысла, если они не получат свое применение в проекте великой унификации миров – близких и далеких, – где кишмя кишат, словно какая-нибудь зараза, презренные черви всех наций, не знающие истинного произношения Исконного Слова.