Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

– Ты не знал? – спросил Арик, но было уже слишком темно, чтобы разглядеть реакцию Ульрика, который покачал головой и вяло пожал плечами; в его взгляде и в напряженных морщинах на лбу была пустота.

– Ты ее больше не увидишь.

– Расскажи мне еще про святых, Арик.

Но парнишка больше ничего не сказал. Укрылся одеялом с головой, и сквозь ночь доносилось только его тяжелое дыхание, изъеденное печалью. Ульрику было жаль, что он начал разговор о святых из башни, но он радовался, что хоть немного узнал о Карине и тем самым как будто приблизился к ней на шаг или два.

Куб был пуст, из него сильно воняло.

Ульрик заснул, и приснилась ему незнакомая девушка: бледная, лежащая в ванне, и на рассвете он проснулся с мыслью, уж не сестра ли это Арика. Но другу ничего не сказал. Как же он мог сказать, что видел сон, в котором его сестра была мертвой?

Но жизнь не стоит на месте, подумал Ульрик, вспоминая этот период своего ученичества; все в ней переменчиво. Не замирая ни на секунду, но неустанно меняясь и преображаясь, жизнь на протяжении все тех же недель преподнесла ему еще два узла, которые следовало развязать на пути к смерти: Аль-Фабр сообщил, что роль Ульрика в осуществлении Великого Единения была важнее, чем он считал, и Жозефина в одном из своих странствий по отдаленным краям попробовала, не подумав как следует, ядовитый боб. Но сперва Ульрик в своих воспоминаниях спустился в кабинет Аль-Фабра, потому что это было легче вынести – это воспоминание обошлось с ним мягче, не так болезненно ранило, как то, в котором мама выхаркивала легкие, желудок и прочие внутренности, свесившись с кровати, а Хампель ее поддерживал, сам полумертвый, пусть все его органы и оставались на положенных местах.

Аль-Фабр встретил Ульрика в кабинете, где под полками с книгами и глобусами не было видно обоев, а над столами с расстеленными картами парили шары-светильники; огромный камин дышал теплом, которое волнами распространялось среди кресел и под массивной кроватью в алькове – там Великий Инженер расположился полулежа и посасывал кальян в человеческий рост. Нортт ходил полураздетым, чтобы привыкнуть к теплу Порты, а вот Аль-Фабр окружал себя жарой, подушками и каминами, напоминавшими пустыню, где он родился больше сорока лет назад. Потягивая коричневую жидкость из стаканчика, он предложил Ульрику занять место среди подушек.

– Как тебе у нас нравится, Ульрик?

– Нравится, – кивнул юноша. – Все хорошо.

– У Нортта было лучше? Не надо, не отвечай – конечно, было лучше, что еще за вопросы… Ты был ребенком, а в детстве все кажется красивее и легче.

– Ну… да.

– Я тебя вызвал, Ульрик, чтобы объяснить, чего от тебя ждет Порта.

Парнишка, однако, молчал. Он не смел поднять глаза и встретиться взглядом с наставником, возлежавшим на изысканных простынях и раздетым по пояс, с огромным брюхом, тяжелыми грудями и сильными руками.

– Многим уже известно про Великий План. У нас есть доказательства того, что на этот раз все может получиться, но нужны лучшие мастера в над’Мире. Не всем, кого ты видел в мастерских, отведены роли в том, что нам предстоит, нет. Но ты… – Тут наставник легонько ткнул его пальцем в центр лба. – Да, ты! Знаем, на что ты способен, и думаем, что ты – ключ к нашему успеху. У нас множество талантливых и умелых мастеров, молодых и старых, с которыми, я уверен, есть шанс добиться желаемого, но никто из них не в силах сделать кое-что важное. Кроме тебя, Ульрик.

Аль-Фабр присосался к трубке и как будто опустошил кальян одной затяжкой. Потом растянул выдох, словно зависнув над кроватью, как огромный дирижабль, наслаждаясь ароматами, которые перемешались в его гортани. Когда он наконец-то выпустил дым, запахи нарисовали перед внутренним взором Ульрика крепости из песка, а между ними – пустынных всадников, с их обожженными солнцем суровыми лицами и изогнутыми кинжалами.

– Ты, Ульрик, должен соорудить под Храмом Девяти Утроб огромные строительные леса.

Молчание.

Даже теперь, спустя некоторое время после того эпизода, Ульрик отчетливо помнил, какой хрусткой и прозрачной, хрупкой и чувствительной была установившаяся между ними тишина – словно корочка льда, под которой, не сомневался парень, скрывалась в воде его судьба. Он так предполагал, но не желал верить. Внутри него вопросы бурлили так, что, казалось, изо рта вот-вот вырвется струя пара.

– Ты меня услышал? – спросил Великий Инженер.

– Но… для чего, о великий мастер? Как…

– Все просто. Это будут леса, которые ты возведешь под землей, стремясь вверх, переходя из одного мира в другой. На вершину этой подвижной и гибкой конструкции мы поместим Мать Лярву, и ты вытолкнешь ее из нашего мира в чужой – в не’Мир.

– Но как я это сделаю, о великий Аль-Фабр? Я даже не понимаю, что…

– А с этим ты уж сам разберись, Ульрик.

– Но…

– Разве не ты строил башни, которые начинаются в одном мире и продолжаются в другом?

– Да, но…

– Не ты ли создаешь мебель, которая сообщается с другими местами?

– Я, но…

– И не ты возводишь парящие здания, оживляешь опилки и чувствуешь то, что чувствует древесина?