Мы, над’Люди, его знаем, и более того – это слово лежит в основе аль-фабрической формулы, которая объясняет известную вселенную и находится вот тут. – Он постучал по виску кончиками пальцев. – К сожалению, унификации нельзя добиться лишь посредством расчетов или благодаря ви`дению, воображению или напряжению ума, нет – ее надо добиваться силой рук, мощью и яростью. Насилием. И вот тут мы приходим к цели вашего труда: вы, не солдаты и не святые, но инженеры, поможете солдатам и святым воплотить в жизнь Великое Единение. Надеюсь, вы знаете, что на протяжении многих сотен и тысяч лет предпринимаются попытки перехода из одного мира в другой. Иногда это удается проще, иногда сложнее, гораздо сложнее. Но не’Мир у наших ног! Стоит только руку протянуть – и вот он! Со временем мы научились открывать маленькие карманы в мировом гобелене, и их хватает, чтобы прошли небольшие войска, но дыры немедленно заделывают зодчие из другого мира, как вам известно, и оттого наши силы уменьшились, а результаты так и остались незначительными. Далее, вы знаете, что наши святые ведают и владеют тайной смерти и гниения: в знак великого альтруизма и любви к нам они переходят от одного существования к другому, из одного мира в другой. Но их мало, и там, за тканью мира, они нуждаются в помощи. Пришло время тотального вторжения, а оно может случиться, только если Мать Лярву освободить из над’Мира – она должна обрести крылья, раскинуть их, завоевать то, что принадлежит нам по праву: миры, объединенные под одним словом. Исконным Словом!
Труд в Великой Мастерской был нелегким, и Ульрик почти весь день проводил, склонившись над Великим Планом. Иногда он просыпался ночью и вытаскивал свой куб из-под подушки; шептал в него, тихонько постукивал, чтобы не услышали другие ученики, но Карина не отвечала. Поневоле он постоянно напоминал себе хорошенько закрывать дверцу, потому что в последнее время из куба все сильнее воняло мертвечиной.
Однажды ученики его обнаружили. Ульрик умывался над тазом, когда услышал, как один из них спрашивает его посреди заполненной паром сауны:
– Ты что, коллекционируешь вонь, Ульрик?
Остальные начали смеяться, передавая куб из рук в руки и поднося к носу. Они корчили рожи и смеялись все громче.
– Это не твое дело. Отдай!
– Вот еще. Нетушки, я его чуток придержу. Буду подмышки себе обливать твоими духами. А что, только тебе позволено хорошо пахнуть?
Смех.
– Может, ты в него перднул?
Хохот.
Ульрик подошел к парню и схватил его за подбородок.
– Отдай!
Ученик ударил его по запястью и высвободился. Весь напыжился и кинулся на Ульрика; мокрая кожа соприкоснулась с чужой мокрой кожей, и показалось, что окружающий их пар исходит от разгоряченных тел, готовых взорваться.
– А что? Что ты мне сделаешь?
Куб продолжал переходить из рук в руки, пока не оказался у Арика, который не стал его открывать и нюхать, но спрятал в карман и кивнул Ульрику. Тот на миг утратил бдительность, и другой парень ударил его кулаком в солнечное сплетение и коленом в живот. Ульрик упал на мокрый, грязный деревянный пол. Весь воздух вышел из его легких, а с воздухом как будто и жизнь собралась его покинуть. Арик бросился к нему и помог встать.
– Чего, и ты хочешь получить? – не унимался задира. – Ссать я на вас хотел, бошки деревянные! А ну пошли отсюда, морды опилочные!
Удары парня были искусными и не оставили следов, потому Ульрик не решился пойти к Аль-Фабру. Он поблагодарил Арика и весь день вертел куб в пальцах, проверяя, не сломался ли тот.
– Слушай, но что это за штука? – спросил Арик. – Ты правда собираешь запахи? Что на тебя нашло?
– Да ну тебя, – отмахнулся Ульрик. – Это… другое.
Арик покачал головой и хотел уйти, разочарованный тем, что за помощь свою не получил даже ответа.
– Стой, – попросил Ульрик. – У этой коробочки есть пара; они соединены друг с другом.
– Ого.
– Но я не могу тебе сказать, где вторая.
– В каком смысле?
– В таком, что год назад, она была в Розовой Башне, на севере Порты – знаешь такое место?
– Знаю, но…
– И с той поры ни ответа ни привета. Ума не приложу, там ли она теперь.
– Но, слушай… как куб оказался в Башне? Ты туда вошел?
– Еще чего. Я даже не знаю как.
– Никак.
– Я…
– Слушай, да ты втюрился в одну из них!
Ульрик не ответил. Молчание все объяснило.
– Друг мой Ульрик, ты чокнутый! Это бессмысленно. Те девушки, они же на парней не смотрят.
– Карина смотрела. На меня.
Арик рассмеялся.
– Она-то, может, и смотрела, но ей нельзя. Они готовятся стать святыми, и ты не получал от нее вестей по той же причине, по которой я ничего не знаю о своей сестре.
– Она что, тоже там?
– Уже семь лет. Я изредка ее видел, но последние два года – ни разу. Ни письма, ни весточки. И нам нельзя ни просить о встрече, ни писать ей. У них там суровый режим. Забудь ее.
– Как я могу ее забыть, Арик, она же самая…
– Ну, знаешь – вот как я учусь забывать сестру. Ее больше нет. Ты должен понять. Их всех больше нет. Для меня, для тебя, для всех в над’Мире. Их посылают в не’Мир.
Они погрузились в молчание, и ночной прохладный воздух как будто сделался гуще.