Слабое утешение

Гейб глянул на тело, лежавшее на заднем сиденье, и постарался прогнать мысли о той ночи на озере, о силе, что наполняла его тело с каждым ударом топорика, о Шерил и Бобби, о том, как он ждал в мотеле, когда откроется дверь, о том, как глаза Лайлы наполнились ужасом, когда он рассказал ей правду и расплакался у нее на груди. Лишь спустя годы он понял, что подписался быть пожизненным чистильщиком при Сэме. Гейб вспомнил, как они рванули в Ньюберипорт, а там сели на поезд, потом на автобус и снова на какой-то поезд… пока пачка двадцаток не растаяла. Вспомнил квартиру на первом этаже в Сан-Франциско, в районе Мишн, где они в конце концов оказались, как ютились там в комнате, в которую просачивался дым крэка, вспомнил чувство обретенных наконец свободы и счастья. В том Мишне, где они оказались, не было ни коктейлей, ни ресторанов из фильмов нуар. Это был мир банды с 24-й улицы и переспелых манго, рынков, пахнущих мясом, и детей, строивших из себя взрослых. По ночам Сэм уходил и, возвращаясь, приносил деньги. Откуда они, Гейб не спрашивал, потому что уже насмотрелся этого на всю жизнь вперед. Целыми днями он шарахался по улицам под урчание в животе, ища хоть какую еду в городе, где только и разговоров было что о жратве. Он шарился по ярмаркам. Гулял до Голден-Гейт-парка, до Хейт-Эшбери, до бульвара Сансет. Пускал в ход навыки кражи в магазинах, которым обучил его Бобби. Когда он попытался заговорить о доме у озера, о крови, Сэм ответил, что это не стоит разговоров, что через некоторые вещи надо пробиться и пробиться вместе.

Сан-Франциско случился в их жизни, когда все еще казалось возможным, когда Сэм сказал Гейбу называть его Джейсоном. Джейсону Ходжу было не пятнадцать, а двадцать два года, и это открывало перед ними двери в мир. У него был трудовой стаж, права, номер социального страхования. Сэм даже стал вести себя так, что вышибалы не спрашивали, сколько ему лет. В бюро по временному трудоустройству он получил работу, и они перебрались в новое жилье – тоже в Мишне, только в другом, в том, который мелькал на страницах кулинарных журналов, где под окнами клумбы с цветами, где гуляют с детскими колясками и плотно едят по утрам. Они по-прежнему делили одну комнату на двоих, но в этой пахло розами и жасмином. А еще там жил другой парень, который лебезил перед Сэмом, трещал про то, как есть и как не есть, как качаться и выглядеть стройнее, а Гейб уже и не помнил, что значит голодать не по собственному выбору. Он записался в библиотеку и самостоятельно выучил языки программирования. Знакомый подогнал халтурку, которая за два дня работы принесла полторы сотни баксов, а Гейб взял да и просадил все бабло на пару новых джинсов.

Потом вдруг Сэм пропал из дому на несколько дней, а вернувшись, сообщил:

– Я достал нам билет!

– Куда? – спросил Гейб.

Сэм улегся на матрас и, глубоко затянувшись косячком, выждал немного. Потом выдохнул дым, который, взвившись к потолку, утек в открытое окно.

– В новую жизнь, – ответил он наконец.

А с этой что не так? – чуть не спросил Гейб. Может, не все идеально, но по крайней мере хорошо. Гейб никогда раньше так не жил и, когда Сэм рассказал о плане вытурить брата Эллен, Зака, из «Марин хэдлендз», он подумал: что, если отбиться от Сэма? Взять и сказать ему, что с этого момента он сам по себе? Нашел бы он тогда нового друга, жену или даже семью? Жил бы сейчас с ними где-нибудь в Ист-Бей, ездил бы на работу на велике, и они всей семьей подались бы в веганы?

Однако за ним был должок – за то, что Сэм сделал тогда на озере, за то, что забрал его, привел в эту жизнь. А эта жизнь была куда лучше той, что осталась в номерах мотеля.

Гейб увидел торчащий из-под одеяла на заднем сиденье краешек зеленого подола. Затолкал его обратно и случайно коснулся кожи Твиг. Она уже остывала.

Вечеринка больше не казалась ему чудесной. Когда Сэм скользнул в бальную залу через французские двери, ему показалось, будто все уставились на него, а музыка, разговоры и перезвон бокалов внезапно стихли. Вэнди все еще заправляла праздником, но даже она умолкла, когда в комнату ворвался порыв холодного ветра, приподняв юбки и взъерошив волосы, разметав по паркету коктейльные салфетки.

Они уже знают, подумал Сэм. Так ведь? Видели, как он говорил с Твиг. Смотрели, как он уводит ее прочь от дома. Сюда едет полиция, а Гейба с телом в машине уже повязали.

Все кончено.

– Где тебя носило?

Фелиция. Ее вопрос будто разрушил чары, и вечеринка пошла дальше своим чередом. Фелиция закрыла за Сэмом дверь. Струнный квартет начал играть (или не прекращал?), а голоса вокруг слились в невнятный гул. Сэм уже ни за что не смешался бы с редеющей толпой, не вписал бы свое имя в участники торгов. Его не увидели бы и не запомнили. Однако он все равно улыбнулся Фелиции. Еще никогда он не был так рад видеть хоть кого-то.

– Получил твои сообщения, – сказал он.

– Правда? Мог бы ответить.

– Я же вроде ответил, что я в туалете.

– Целый час? Провалился там, что ли? Как по мне, ты снаружи торчал.