Слабое утешение

Подошел к двери в спальню. Толкнул ее, но она во что-то уперлась. Тогда Гейб позвал Эстер. Толкнул дверь сильнее, навалился на нее широким плечом, и наконец что-то, что подпирало ее, опрокинулось. Гейб втиснулся в спальню, через открытое окно в комнату врывался ветер со снегом, и он видел собственное дыхание. Эстер паниковала, и Гейб ее прекрасно понимал, даже в тот момент, когда дверца шкафа распахнулась и он увидел, что Эстер, лежа на боку, среди горы туфель, пытается достать его ударом ноги в тапочке. Хвост на затылке почти распустился, очки съехали на нос, но Эстер поправила их кулачком. Гейб просил ее не бояться, но Эстер, понятное дело, не поверила. Собака за стеной издала гортанный скорбный вой. Гейб сдерживал смех, но в конце концов сдался.

– Нам пора, – сказал он. – Пока снег слабый, пока еще вести нетрудно.

Он шагнул к Эстер.

– Нет!

Господи, как же больно. Гейб рухнул на спину, и Эстер, все еще лежа на боку, продолжала бить ногами. Он хотел сказать, что в жизни не обидел бы ее, ни за какие деньги, а потом спросил себя: правда ли это? Пора ее утихомирить. Гейб схватил Эстер за ноги, нарвался на новый удар и прижал ее к полу. А она вырвала у него клок волос и врезала коленом в челюсть.

– Вали из моего дома, – проорала она.

Боже, какой голос! И отпор дать не побоялась! Ему будет не хватать этой жажды обладать ею. Но снаружи уже выла полицейская сирена. Гейб выбил у Эстер из руки лампу, упер колено ей в спину, заломил руки и, завернув в одеяло, вынес из комнаты. Спустился по трем лестничным пролетам и вышел на улицу, где запихнул визжащий и трепыхающийся сверток в багажник машины.

Он свернул на 93-е шоссе и направился на север. Вскоре миновал 128-е и 495-е шоссе и пересек границу Нью-Гэмпшира. Платные проезды все усложнили, да и с какой стати было ставить кассы на границах мелких новоанглийских штатов? Однако похищение само по себе дело дурное, и тут уж неважно, как ты его провернул. В животе заурчало, и Гейб только сейчас понял, что с утра ничего не ел. Эстер так и колотила в крышку багажника, так что вариант с «Макдоналдсом» отпадал. Даже с «Макавто». Гейб надеялся только, что ему хватит бензина доехать до места. Что Эстер в конце концов все поймет.

Перед самой кассой на въезде в Нью-Гэмпшир Гейб свернул на темную узкую дорогу. Заглушил мотор и некоторое время посидел в тишине, нарушаемой только бесконечным глухим стуком. Эстер на всю ночь в багажнике не оставишь. Замерзнет. Гейб представил, как прижимает ее к себе, пока дрожь не унимается. Как продолжает держать ее дальше. Он распахнул дверцу и вышел в метель. Открыл с пульта багажник, и Эстер села, распахнув крышку.

– Козел, урод вонючий!

Гейб шагнул к ней и получил монтировкой в висок. Упал. Почувствовал, как по лицу, капая на снег, потекла кровь. Эстер выскочила из багажника и нанесла еще удар, а потом побежала прочь в сторону деревьев. В темноте ее тапочки с Королем Львом мелькали на снегу, точно кролики.

Гейб попытался сесть. Он было подумал погнаться за Эстер, но остался лежать. Было минус семь, два часа ночи, и на милю вокруг – ни души. Эстер скоро сообразит, что деться ей некуда.

Было холодно. Эстер еще никогда так не мерзла. Она притаилась за полосой деревьев, глядя на горящие фары машины Гейба, а ветер наметал вокруг нее сугроб. Она понятия не имела, сколько так просидела, но казалось, что прошли часы. Пальцы ног в тапочках, полных снега, онемели, а тонкая ткань пижамы почти не защищала от непогоды. Сжимая в руке монтировку, Эстер представила, как Кейт сейчас бродит от дома к дому. А вдруг у нее сдох телефон, а вдруг она его уронила в сток, а вдруг пропал сигнал? Кто-нибудь из соседей наверняка открыл ей, но что, если нет?

Она выглянула из-за дерева. Гейб так и лежал на снегу, и Эстер подумала: не умер ли? Может, вернуться, забрать у него ключи?.. Не успела она набраться мужества, как Гейб встал и, потирая голову, подошел к передней части машины. Эстер зажала ладони между бедер, стараясь унять дрожь, которая началась в плечах, а потом охватила грудь, ноги и все ее тело. Эстер представила себе исходящие паром батареи, кружку чая, солнце. Представила себя на пляже, как она нежится на пледе поверх прогретого песка, как о берег бьются волны, рядом – книжка с загнутыми уголками, ждет, когда ее прочитают. Пахнет солью, песком, жареными устрицами, углем, розжигом, а за спиной у нее – причалы и ресторан.

Ветер развевает волосы Дафны. Они поразительно рыжие, как тогда в колледже, когда Дафна прокралась посреди ночи в комнату к Эстер и забрала с собой, когда они бежали по траве вокруг пруда, легко и непринужденно, неслись навстречу собственному миру, и Эстер, которая никому никогда не была нужна, которую никогда не спрашивали, даже ущипнула себя, не веря в реальность происходящего.

Волна разбивается о берег. Вокруг расплескивается вода. Песок тает, словно карамель.

– Если я поплыву за горизонт, – спрашивает Дафна, – отпустишь меня?

– Если захочешь.

– А если нет?

– Тогда оставайся. Купим устриц, жареных.

– Я ведь не люблю устрицы.