Славянская спарта

Народъ окружилъ кольцомъ свободную площадку передъ сидніемъ князя, и хотя тутъ нтъ никакой полиціи, никакихъ жандармовъ, толпа сама сохраняетъ почтительное разстояніе отъ своего владыки и вся стоитъ безъ шапокъ…

По старинному завту, князь съ семьею своею и съ своимъ дворомъ тшится теперь лихими играми своихъ юнаковъ, совсмъ такъ, какъ десятки вковъ тому назадъ тшился подобными играми съ порога своего дворца, восптый Иліадою, еакійскій царь Алкиной.

Десятка два молодцовъ, поскидавъ съ себя гуни и джамаданы, въ однхъ блыхъ рубахахъ, на перебой другъ съ другомъ, разбгаются по очереди съ тяжелыми камнями въ рукахъ и на бгу изо всей силы видаютъ ихъ, словно резинные мячики, далеко впередъ себя; чмъ тяжеле камень, чмъ дальше и выше пролетитъ онъ по дорог, тмъ больше славы юнаку, тмъ громче раздаются крики одобренія въ толп. Это стоитъ, во вся* комъ случа, гомеровскаго метанія дисковъ.

Когда изрядно наморились эти «метатели диска» своего рода, молодой князь Данила выбжалъ на середину улицы и захлопалъ въ ладоши. Откуда ни возьмись новая толпа удальцовъ, тоже безцеремонно сбросившая на траву стснявшую ихъ одежду, ринулась бжать на перегонки; нужно родиться черногорцемъ и съ младенчества развитъ свои чугунныя легкія, прыгая съ проворствомъ серны по пропастямъ и утесамъ, чтобы пронестись такою бурею мимо князя и свиты его, какъ неслись, настигая, опереживая, перескакивая другъ черезъ друга, эти разыгравшіеся молодые атлеты, подстрекаемые ободряющими криками толпы и надеждой почетной награды изъ рукъ своего князя.

Посл перегонки — новыя состязанія въ перепрыгиваніи, въ борьб… Этими олимпійскими играми своего рода черногорцы всегда чествуютъ канунъ своего любимаго праздника.

Въ самый разгаръ этихъ игръ, на дорог, которая проходитъ тутъ же передъ дворцомъ и на которой главнымъ образомъ и происходили состязанія юнаковъ, появился вдругъ срый осликъ, навьюченный цлымъ возомъ топорщившихся во вс стороны рогатыхъ и колючихъ сучьевъ. Его гналъ изъ какой-то сосдней горной деревушки оборванный мальчуганъ съ огромной хворостиной въ рукахъ, совсмъ уже не подходившій своимъ замазаннымъ видомъ деревенскаго пастушонка къ раззолоченной толп княжескихъ сердарей и перяниковъ… Но этотъ наивный горецъ, повидимому, проникнутъ былъ непоколебимымъ сознаніемъ своего права везти на цетинскій базаръ свою грошевую охапку хворосту по дорог, для этого назначенной, какіе бы князья и воеводы ни засдали на ней. Онъ храбро ввалился съ своимъ, также самоувренно шагавшимъ, осликомъ въ середину олимпійскаго ристалища, безцеремонно расталкивая борцовъ направо и налво, едва не задвъ самого князя далеко торчавшими концами своихъ сучьевъ, и промаршировалъ себ своею дорогою дальше въ городъ, не взглянувъ ни на кого, не поклонившись князю, только сурово покрикивая на своего ушастаго конька, да подгоняя его колючею хворостиною, не обращая вниманія ршительно ни на что, кром порученной ему вязанки дровъ…

Я думалъ-было, глядя на этого ребенка-дикаря, затесавшагося въ толпу придворныхъ, что вотъ-вотъ подскачутъ сейчасъ къ недогадливому мальченку усатые перяники, схватятъ бднягу за шиворотъ и потащутъ встрчать праздникъ въ какую-нибудь мстную кутузку, какъ это наврняка случилось бы, будь это на главахъ русскаго городового или квартальнаго. Но къ моему большому утшенію и удивленію, лихіе борцы мирно разступились передъ отважнымъ ребенкомъ, князь весело улыбнулся, и ни одинъ изъ раззолоченныхъ перяниковъ не бросилъ даже угрожающаго взгляда на простодушно шагавшаго мимо нихъ деревенскаго оборванца…

* * *