– Как бы вам это сказать… Савва Афиногенович слишком любил жизнь и ни в чем себе не отказывал. Да и зачем, когда есть деньги и время, к тому же нет надзора со стороны сами понимаете кого…
– Короче!
– В Париже он посещал некоторые дома, куда меня с собой не брал.
– Он не брал, или вы не соглашались идти с ним в эти дома?
– Я не соглашался, – сказал Евно Абрамович и опустил глаза – похоже, смутился. А может, это была просто игра.
– Какова была цель поездки Протасова в Европу?
– Он искал подарок для внука.
– И что же, нигде не нашлось ничего подходящего, кроме этой обезьяны?
– Как мне показалось, он именно такой подарок и искал.
– Какой такой?
– Чтобы это была большая и желательно двигающаяся игрушка. Он везде об этом спрашивал, в Париже, например…
– А разве в Париже ничего подобного не де-лают?
– Делают, сейчас много механических игрушек, но Савва Афиногенович хотел, чтобы игрушка умела именно обниматься.
– Вот как? Он искал такую игрушку с самого начала?
– Не понимаю вопроса. Как с самого начала?
– Вы вначале приехали в Европу, в какой город?
– В Вену.
– Он стал спрашивать о такой игрушке уже в Вене, или там его натолкнули на эту идею?
– Нет! О том, что он хочет купить такую игрушку, Савва Афиногенович говорил еще, когда мы только ехали за границу…
– В поезде?
– Да! – кивнул после непродолжительного раздумья Новоароновский.
– Вы с ним ехали в одном купе?
– Вижу, вы удивлены. Я тоже был удивлен, когда узнал, что поеду с ним в одном купе.
– И как он вам это объяснил?
– Нет, у нас не было такого разговора, но, мне кажется…
– Да, да…
– Он хотел установить со мной доверительные отношения. По крайней мере, я так подумал, и на то были основания…
– Какие?
– Всю дорогу до Вены мы разговаривали: он много рассказывал о себе, о том, кто он, кто его предки, как нажили капитал…
– Он рассказал вам, как его предки нажили капитал? – недоверчиво переспросил фон Шпинне.
– В общих чертах.
– О чем вы еще говорили?
– Он спрашивал о моих предках, как они попали в Россию, о вере иудейской много спрашивал…
– А почему вы сказали об иудейской вере, а не о нашей вере?
– Потому что иудейская вера – это вера моих предков, но я православный…
– Давно крестились?
– Еще в детстве, у меня ведь и отец был православным! – сказал не без гордости Новоароновский.
– Почему же вас называют Евно, а не Евгений?
– Да по привычке, и, я думаю, дело совсем не в том, какое у тебя имя.
– Это верно, Евгений Абрамович. Ничего, если я буду вас так называть?
– Как вам угодно, только в печь не ставьте!
– Замечательно, что у вас есть чувство юмора, оно вам понадобится, и уже скоро! – Эти слова, сказанные начальником сыскной без иронии и, как показалось Новоароновскому, со скрытой угрозой, заставили его снова вжаться в табуретку. – Да не пугайтесь, это я так шучу! – рассмеялся фон Шпинне.
– Шутите? – тихо переспросил еврей. – Но у вас было такое лицо, такой голос… Да, непростой вы человек, ох непростой!
– Спасибо за похвалу, но продолжим наш разговор. Итак, вы колесили вместе с Протасовым по Европе, искали подарок для маленького Миши. Нашли в Берлине. Кто вам подсказал туда поехать, вернее, кто это подсказал Протасову?
Новоароновский ответил не раздумывая, точно готовился к этому вопросу заранее.
– Это было в Париже, в одном из магазинов игрушек. Хозяин магазина подсказал, что в Берлине есть фирма под названием «Детские радости», и будто там делают то, что нам нужно…
– Значит, сразу же из Парижа вы направились в Берлин?
– Да!
– Фирму нашли быстро?
– Да!
– Где вы поселились в Берлине?
– В небольшой гостинице со странным названием «Добрый Рюбецаль».
– Действительно, странное! – согласился Фома Фомич. – А почему вы поселились именно в этой гостинице?
– Трудно сказать, может быть, потому что она была недалеко от «Детских радостей»…
– Вам не показалось, что Протасов уже там останавливался?
– Нет, он никогда раньше там не бывал. Всегда путался, куда идти – то ли в левое крыло, то ли в правое…
– Вы присутствовали на всех переговорах Протасова с представителями фирмы «Детские радости»?
– Да!
– А вы находились рядом с Протасовым, когда он разговаривал с неким Самсоновым?
– Откуда вы знаете про Самсонова? – насторожился Евно Абрамович.
– Господин Новоароновский, давайте договоримся так: я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Вас ничто не должно вводить в заблуждение, в особенности моя доброта…
– Если я расскажу вам про Самсонова, это не повредит мне?
– Каким образом это может вам повредить?
– Мало ли, меня могут уволить…
– За что? За то, что вы расскажете мне о встрече Протасова с Самсоновым?
– Ну вы ведь будете спрашивать не столько о встрече, сколько о разговоре, который состоялся между ними?
– Вне всяких сомнений. Вы присутствовали при нем?
– Да!
– Они ведь говорили по-русски, зачем вы там понадобились?
– Даже не знаю! – пожал плечами Новоароновский. Он первый раз говорил с полицейским, поэтому постоянно про себя удивлялся, разве могут человека интересовать такие пустяки, такие подробности?