Дворовый человек услужливо придержал дверь в горницу. Дверь в эту горницу была намеренно сделана чрезвычайно низкой, чтобы входящие поневоле кланялись князю Здравеню при входе. Но Гостомысл, не желая отвешивать местному хозяину поклон, обернулся к Русалко, что-то шепнул ему, и вошел почти боком, даже сразу не взглянув на самого Здравеня. Но его вынужденный поклон можно было одинаково отнести и к сотнику стрельцов, что вошел следом за князем-посадником, и к дворовому человеку терема князя Здравеня, что дверь придерживал.
И только после этого Гостомысл осмотрелся.
Князь Здравень сидел в своем кресте на подиуме. Перед ним, торцом к княжескому креслу, стоял стол с едой. Сбоку от стола стояла скамья, на которой сидели воевода Русы Блажен и посадник города Ворошила. И у того, и у другого бороды были в крошках. Скамья по другую сторону стола была свободна. На столе, прямо в глубоком деревянном корытце с водой стоял настольный кованный светец[125]
, в котором были зажаты пять лучин. Большие напольные светцы стояли по бокам стола. Каждый тоже имел по пять лучин. Перед светцами на полу были выставлены наполненные водой деревянные корытца, но не такие маленькие, как корытце на столе. И, при всей тусклости освещения, Гостомысл сумел увидеть, что бороды людей за столом испачканы чем-то жирным. Видимо, он своим приходом прервал их трапезу, совмещенную с деловым разговором.– Здрав будь сам, князь Здравень, и твои гости, – вежливо сказал Гостомысл.
– И ты здравствуй будь, княже Гостомысл, – ответил Здравень настолько важно и с чувством высокого своего положения, что это граничило с презрением к вошедшим. – Дошли до нас слухи, что вы с братом моим князем Бравлином Вторым отбили свеев…
Гостомыслу никто не предложил не только за стол сесть, но даже не предложили вообще присесть. Это уже было верхом холодности приема и вообще невежливости. И потому князь-посадник решил ответить хозяевам Русы тем же оружием. Он осмотрелся, увидел скамью у жарко натопленной печи, и махнул рукой сотнику своего сопровождения:
– Присаживайся, Русалко. В ногах правды нет…
Сотник, легко «прочитавший» ситуацию, игру Гостомысла понял, и не просто сел на краешек скамьи, но и ногу на ногу забросил, а руками за спиной на край скамьи оперся. В общем, показал свою свободу и полное отсутствие стеснения перед хозяином терема и высокими сановниками Русы. То есть, открытое неуважение к ним. Сам князь-посадник без раздумий сел рядом, и повернулся в сторону князя Здравеня.
– Если такие слухи только и дошли, то они не отображают того, что произошло, – спокойно ответил Гостомысл на слова хозяина. – Мы не просто отбили их, мы их полностью разбили, и большей частью уничтожили. Из девяти тысяч, что конунг Эйстейн Оборотень привел в нашу землю, почти пять тысяч были или убиты или утонули в Волхове, когда они побежали от нас, и треснул лед, а четыре тысячи мы захватили в плен, чтобы использовать их труд на восстановлении города.
– Это большая и редкая победа! – не мог не отметить посадник Ворошило. – А сколько войска было у тебя и у князя Бравлина?
– У нас было несколько больше шести тысяч. Это вместе с тем двухтысячным полком, что пришел на помощь из вашего города.
– Знатная, должно быть, сеча была! – восхитился и воевода Блажен, и даже жирной рукой махнул, словно в руке у него меч был.
Гостомысл вспомнил обещание, которое он вроде бы в шутку дал воям-русам на льду Ильмень-моря, и решил, что даже шутливое обещание следует выполнять. И потому сказал:
– Большой сечи не было. Основную работу сделали стрельцы. В том числе, и ваши две сотни. Сотники Жировит и Угоняй – просто молодцы. Они не дрогнули даже тогда, когда я начал волноваться, и вместе с моим сотником стрельцов Русалко, – князь-посадник показал рукой на сидящего сотника, который согласно наклонил голову, подтверждая слова Гостомысла, – перекрыли реку поперек, когда свеи наступали двумя колоннами. Стрельцы подпустили свеев так близко, что это, на мой взгляд, казалось уже опасным. Однако, они свое дело знали, и предвидели, что произойдет. В итоге две сотни ваших стрельцов и семь десятков моих остановили наступление, и заставили свеев бежать по льду реки. А там, с двух сторон, их просто сначала расстреливали с берегов, а потом наши вои спустились на лед сами, и загнали свеев в тяжелом вооружении на середину Волхова, где на стремнине лед самый слабый. И лед провалился.
– Я никогда не поверю, чтобы меньше трех сотен стрельцов остановили две воинские колонны свеев! – Громко и категорично сказал воевода Блажен, поднял кулак, чтобы по столу стукнуть, утверждая авторитетность своего мнения, но глянул на князя Здравеня, и кулак тихо опустил. Здравень всегда с уважением относился к обычаям древних. А древние говорили, что стол – это божья ладонь, и бить по столу кулаком – равносильно тому, чтобы нанести удар богу.
Гостомысл еще обдумывал свой ответ воеводе Русы, когда в горнице раздался грубоватый и слегка ехидный смех сотника Русалко.