След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Что ты? – сильно себя и свое мнение уважая, спросил с возмущением воевода Блажен. – Над чем смеешься, сотник?

– Знать ты, воевода, совсем воевать не умеешь, коли так говоришь… – откровенно издевался над Блаженом молодой сотник, поддерживая игру князя-посадника. – Такого воеводу свейские дети по полю вприпрыжку погонят…

Блажен, выслушав оскорбление своего боевого достоинства, встал, как встал и сам князь Здравень, хотя для него это было нелегким делом. Но Здравень промолчал, отчасти и потому, что знал своего воеводу прекрасно, и знал, что тот сам не выиграл ни одного сражения с теми же словенам, и до того, как сел на боевого коня князь Войномир, Блажен бывал несколько раз крепко бит князем Буривоем. А когда требовалось вести варягов в сечу, руководил им обычно какой-то другой воевода, которому Блажен всегда старался только помешать, чтобы не поделиться с ним своей властью. Так совсем недавно было, например, с воеводой Славером, когда тот в итоге без помощи городской дружины сжег Славен. А Блажен, в отличие от своего князя, не удержался, чтобы не сказать Гостомыслу:

– Ты, княже, прикажи своему слуге попридержать язык и знать свое место. А лучше вообще выгони его из горницы. Пусть в сенях подождет.

– А он мне не слуга. Он боевой сотник стрельцов, который отлично бил и ляхов с пруссами, когда мы через Пруссию проходили, и франков в стране вагров, и свеев в нашей земле. А боевые сотники у нас слугами не считаются. Они – свободные люди. Но сотник Русалко входит в мое сопровождение и в сопровождение князя Бравлина, и потому он обязан быть рядом со мной. Кроме того, я не вижу причины выгонять из горницы человека за то, что он сказал правду. Если ты, воевода, не веришь в то, что сделали стрельцы, это только твоя беда. А они это сделали. В том числе, и стрельцы-русы, обученные так воевать, кстати, не тобой и твоей головой, а князем Войномиром. Они уложили на льду больше тысячи конных копейщиков и шведскую пехоту. А кто хотел жить, повернули назад.

– А где сам конунг Оборотень? – не встревая в спор, спросил князь Здравень. – У нас с ним, кстати, был подписан договор о ненападении. Когда он приходил со своей дружиной в прошлый раз, это было лет, кажется, восемь тому как, а то и десять, мы от него отбились, и Оборотень перед отступлением затребовал переговоров. Переговоры тогда вел от всего объединенного войска твой потом погибший старший брат, Гостомысл, княжич Володислав. Буривой поручил ему это дело. И Володислав договорился с Одноглазым, что позволяет тому беспрепятственно уплыть по Волхову на своих драккарах, за что конунг взял на себя обязательство никогда больше не нападать на наши земли. Он нарушил свое слово, и неплохо было бы с него спросить за это. Например, штраф наложить… Я так думаю, что князю Бравлину деньги нужны сейчас большие. И такой штраф пришелся бы кстати. Кажется, такой штраф даже договором предусмотрен.

– Мы, княже, не имеем возможности просмотреть договор, поскольку княжеский терем во время пожара был полностью уничтожен вместе со всеми документами.

Здравень сел, и удовлетворенно кивнул.

Ему удалось перевести разговор на другую тему, и избежать ссоры между своим воеводой и князем-посадником Новгорода. А только перед приходом Годослава Здравень со своим ближайшим окружением обсуждал, как им неназойливо приобрести влияние на князя-посадника Гостомысла, и как аккуратно натравить его на князя Бравлина Второго. После крупной ссоры приобрести такое влияние было бы невозможно. Но все свои действия князь, посадник и воевода обговорить не успели. Они только договорились о том, чтобы как-то показать Гостомыслу хотя бы простейшие вещи. Такие, как разницу в приеме князя и посадника. Чтобы Гостомыслу, мысленно когда-то уже свыкшемуся с тем, что он будет верховным князем словен, было завидно. А зависть часто толкает на недобрые поступки. И именно этим разговором был вызван тот холодный прием, что был оказан князю-посаднику. Но, как гибкий политик, князь Здравень сразу понял, что подобное поведение только обострит их отношение с Гостомыслом, и не позволит варягам хоть как-то влиять на него. Значит, следовало идти другим путем. Следовало попробовать мягкость.

– Хорошо. Я мог бы дать Бравлину в пользование буковую дощечку[126] со смоляной печатью конунга. Он своим серебряным перстнем договор запечатал. Я выделю, если есть возможность ею воспользоваться, на время, только прошу вернуть его, когда отпадет надобность. Так что, княже, есть сейчас такая надобность? Или за конунгом, чтобы стребовать с него штраф, придется к свеям отправляться?