След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– К сожалению, я о письмах узнал поздно, – продолжил волхв, прекращая несерьезный с его точки зрения спор князей. – Иначе смог бы перехватить гонцов, и Годослав мог бы с чистой совестью передать князя Додона в руки хозарина Ерохи. Ероха хороший кат, опытный, умеет заставить человека говорить даже то, чего он не знает. Но мне доложили только о содержании писем, да и то не полностью. Причем, только через третьи уста. А это обычно бывает с большими искажениями. Тем не менее, стоит держать это в голове. А засада на вашем пути, как я думаю, это результат письма Додона местным боярам. Впрочем, у меня есть данные, что три сотни стрельцов из Венедина[110] внезапно куда-то пропали. Стояли там постоем, а потом их не обнаружили. Еще вечером, говорят, на месте были, а утром просто исчезли, и все. Лютичи своими стрельцами весьма гордятся. И есть, говоря по правде, чем гордиться. Хорошие вои. И без приказа свыше они с места не двинутся. Значит, поступил приказ. Знать бы только, чем этот приказ вызван, и куда эти три сотни отправились. Но Славер мне сообщил, что в засаде было не менее трех сотен стрельцов.

– Мне так мой князь сказал… – подтвердил воевода Славер, и посмотрел на Войномира с легким поклоном.

– Да, в засаде было около трехсот стрельцов, и, кроме них, немало воев и пеших, и конных, причем многие носили рогатые шлемы, – начал вслух вспоминать князь-воевода Дражко, – а были и такие, что вообще не знали славянского языка. Но это были не стрельцы, а простые вои. Я пытался говорить с одним. И по глазам видел, что он меня не понимает.

– Я вполне допускаю, – сделал вывод волхв Ставр, – что это были жители Руяна. Здесь много различных национальностей. В том числе, и тех, кто носит рогатые шлемы. Многие из них пока еще не знают славянского языка. Если недавно прибыли, и живут у родственников, то им наш язык и учить негде. Только, княже, человек, которому ты задавал вопросы, мог и знать наш язык, только он от боли ничего не слышал. А, если и слышал, то не мог подумать, не мог ответить. Это часто случается…

– Да, я знаю, – согласился Дражко. – К сожалению, славянская стрела способна пробить насквозь сразу двоих воев, и ранить третьего. Это только тот редкий случай, когда раненого можно допрашивать. Во всех остальных случаях, если Семаргл уже заглянул человеку в глаза, человек не желает общаться с миром живых.

– И потому я пока не делаю никаких выводов, – объяснил Ставр. – Нельзя обижать тех, кто непричастен. Это и виновника спугнет, и хорошего человека обидит. Нужно собрать как можно больше фактов. У меня на Руяне много верных людей. Я через своего посыльного уже передал приказ собирать сведения по всему острову. Княже… – волхв обратился к Войномиру. – Разреши страже пропускать ко мне людей, которые будет меня спрашивать, в любое время дня и ночи.

– Я распоряжусь, – пообещал князь. И распоряжусь, чтобы тебе выделили комнату на одном этаже со мной и с князем-воеводой.

– Мне будет удобнее на первом этаже. Думаю, с наступлением темноты приходить ко мне будут часто. И кому-то даже придется ждать, пока я поговорю с другим. Нужно еще выделить комнату для ожидания. Эти люди действуют всегда поодиночке, и не любят бывать раскрытыми. И потому они не захотят видеть даже своих единомышленников.

– А что это будут за люди? – поинтересовался Дражко.

– Разные, от нищих до кормчих, от мелочных купцов до бояр. Потому они и не пожелают, чтобы их видели другие. Кто будет иметь возможность переодеться или как-то иначе сменить запоминающуюся внешность, тот это сделает.

– Я распоряжусь, – пообещал Войномир…

* * *

Зимний день всегда завершается рано, а в полуночных широтах это заметно особенно явственно. Обычно, даже в, сравнительно с Кореницей, небольшой Русе в окнах всегда горит свет. И, когда зимой, бывает, подъезжаешь к городу, издали, когда самого города еще не видно, заметно в белесом от снежных облаков небе столбы дыма из печных труб, и повисший над городом свет из окон, за которыми во множестве горят лучины. Да и летом в более позднее время свет этот в небе заметен, хотя и не так явственно. Только летом столбы дыма поднимаются не от труб, выходящих из дома, а из труб летних кухонок, которые русы привыкли строить во дворах. Иначе ночью в доме будет невыносимая жара, чего многие не любят. Лучины же летом, когда день длинный, жечь запрещалось с пятого дня Белояра[111] по двадцать девятое Кресеня[112]. Считалось, что в длинный день ни к чему подвергать деревянный город лишней опасности пожара.

Князь Войномир посмотрел в окно. Здесь, в Коренице, домов было великое множество, и все дома, преимущественно, были большими, в три этажа, с большими же окнами. Но эти окна были темнее, чем стены. Света внутри не было. Не жгли ни лучины, ни свечи.

– А кто вообще в этом городе дома строил? – поинтересовался Войномир. – И зачем, если здесь не живут?