– Вот. А Славер будет. И ты будешь ему помощником в делах думы. Будешь подсказывать, кто с нами, кто против нас, кто сам за себя. На кого положиться можно, кто предаст. С кем лучше ласково, а кого только и остается, что по голове стукнуть. Кто лучше тебя все это Славеру подскажет? Согласен на такое, боярин?
Князь Войномир говорил, одновременно, и добро, и жестко. И непонятно было, как у него такое получалось. Боярин Берест выглядел подавленным княжьей волей. Но эта же воля не отвергала его совсем от своей власти, и даже требовала возвращения, хотя он с ней уже почти простился мысленно.
– Согласен…
Глава четырнадцатая
Князь-посадник Гостомысл, остановив на дороге весь свой отряд, только в сопровождении сотника Русалко сначала сам проехал до оконечности последнего холма, рассмотрел окружности, и объяснил сотнику, с какого места следует начинать, и только после этого вернулся к отряду. Русалко с рубщиками отправился вперед, и уже вскоре по тихому морозному лесу начал отчетливо раздаваться звук шести десятков топоров, рубящих смерзшиеся стволы. Звук был тонкий и ломкий, поскольку стволы смерзлись, и кололись, как ледяные.
Деревья валили не все. Только выборочно. Староста Ошкуя Зуберь сразу объяснил сотнику стрельцов, как делается «лесенка» на большое елке. Просто вырубаются ненужные ветви, мешающие подъему, но сам подъем становится обычным хождением по лестнице вокруг ствола. Держаться при этом следовало за сам ствол.
– Чтобы с такой «лесенки» упасть – очень постараться нужно… – сделал свое заключение Зуберь. Русалко оставалось только согласиться опробовать первым из стрельцов новый вид засады. Елки для стрельцов выбирали вместе сотник и староста. Тем временем, рубщики усердно и со знанием трудились. Уложив первые ряды деревьев, в основном елок, сосен и безлистных по зимнему времени дубов, позвали Русалко, предложив сотнику попробовать пробраться. Русалко коня оставил уже вскоре. Попытался пройти пешим ходом. Но, сообразив, сколько теряет при этом сил и времени, вернулся. Попытка не удалась, хотя двигался он вдоль стволов.
Движение со стороны кроны вообще казалось невозможным делом.
– А мы еще пять раз по столько же уложим. Им зимы не хватит, чтобы пробраться. Сами мы ходы умеем делать. Между кроной и землей. Прямо в снегу, – объяснил пожилой вой, приехавший вместе с Гостомыслом. – Если, конечно, до хода с той стороны дойдешь, можно и дальше проползти. Но тоже целый день на этой уйдет – только чтобы одному пробраться. А войско так пройти не сможет.
– А далеко ходы ведут?
– По необходимости. Обычно, когда враг уйдет, а проходить требуется. Тогда и делают. Сейчас это ни к чему. Время терять не будем. Ежели купцы поедут, пусть вернутся к Ошкую, и по льду Волхова двигаются. А нам в ту сторону пока ходить некуда. Ни к чему нам это… А с той стороны купцы поедут, им тоже вернуться не долго. Однако, слышал я, засаду на елки ставить думаете… Если вы перед засекой дорогу свеями выстелите, придется ход прорубать…
– Зачем? – не сразу понял Русалко.
– Оружие подобрать, доспех с убитых снять. Отремонтировать его не сложно. А все не новое покупать. Да и кузнецам, если не отремонтировать, продать можно. Им легче из кусков старой кольчуги, скажем, новую сделать. Все для города заработок. Помалу и многое набирается.
– Тогда сразу и начинайте делать свои проходы. Нас семь десятков. Пару сотен свеев уж точно там вам оставим, – пообещал Русалко.
– Ну уж… – не поверил пожилой вой. – Три десятка бы положить, уже прибыльно.
– Обещаю – пару сотен. Только мои семь десятков надо хорошо по деревьям рассадить.
– Это ошкуйские сделают. Они на такие вещи мастера…
В том, что лодейные плотники, в самом деле, мастера устройства засад на деревьях, сотнику Русалко предоставили возможность убедиться уже вскоре. Его позвал староста Зуберь. Показал ель, вокруг которой валялось много срубленных ветвей. Но все же не настолько много, чтобы освободить путь по стволу к вершине. Как человек, выросший в этих местах, Русалко хорошо знал, как не просто взбираться на ель, как мешают множественные ветки.
– И это все, что срубили? – спросил сотник, показывая на ветки под деревом.
– Если бы все сбросили, ты там, наверху, сотник, как курица на насесте, виден бы был. Ветки вырубали, и к другим привязывали, чтобы стрельца прикрыть, – объяснил Зуберь своим хриплым простуженным голосом. Такой голос бывает, как знал сотник, у кормчих, что водят большие лодьи в дальние страны. От морского ветра. Похоже было, что Зуберь не всю жизнь лодьи только строил. Наверное, и водил их в свое время. И морское дело знал.