Перевязав налучье от задней луки седла лошади к себе на спину, а тул от передней луки притянув за ремень к поясу, Русалко протиснулся под разлапистые нижние ветви. И сразу увидел то, что Зуберь называл «лесенкой». Под «ступени» были оставлены только толстые ветви, винтом идущие вокруг ствола. Мешающие подъему другие толстые ветви были обрублены, и бечевкой привязаны к оставленным так, что со стороны не было видно обработку дерева[114]
. Поднявшись до конца «лестницы», сотник посмотрел на засеку впереди, за которой хорошо просматривалась дорога. Ширина самой засеки была в восемьдесят шагов. Стреляя через поваленные внизу деревья с такой дистанции, как посчитал Русалко, промахнуться невозможно.Он спустился быстро, хотя спуск был более сложным делом, чем подъем.
– Готовься принять три сотни свеев, – пообещал пожилому вою, точившему свой топор мелким камнем. – Стрелять сверху – одно удовольствие. Только приготовьте такие гнезда на все семь десятков. Мы уж постараемся облегчить работу князю Бравлину. И еще… Если конунг Оборотень будет впереди, я лично под ним коня подстрелю. Надо десяток воев вперед выдвинуть, чтобы проползли до края, и там посматривали. Пусть конунга живьем возьмут. Князь Бравлин хочет с него выкуп хороший взять. Деньги на строительство Новгорода, говорят, нужны. Гостомысл сам просил, чтобы Оборотня захватить. Доспех мне добудьте. Или хотя бы меч конунга.
– Это сделаем. Не сомневайся. Я сам воев подберу, и вперед выдвинусь. Только ты слов на ветер тоже не бросай. Три сотни – это целый полк. Столько перебить – не языком мотать…
– Княже Бравлин еще в своей земле тоже сомневался, и его лучший воевода Веслав сомневался. А мы франков бивали до того, как они успеют на копейный удар подскакать. Причем, на ровном месте. Там засеки не было.
Гостомысл сам приехал посмотреть, как идет выставление засеки. И удивился, увидев, как много уже сделано. Потом выслушал Русалко, и сам забрался на ель, чтобы посмотреть, что за засада задумана. Хитрость ошкуйских плотников пришлась князю-посаднику по душе. И понравилась смелая подготовка к вылазке пеших воев, которые уже начали готовить себе ползучие проходы в передовую линию, чтобы захватить живьем конунга Эйстейна Оборотня, и снять доспехи с других убитых врагов.
Но ползком пробираться в передовую линию Гостомысл не стал. Не княжеское это дело – ползать. Да и времени на это уже не оставалось. Свейские полки должны были вскоре прибыть. Русалко рассадил своих стрельцов, хорошо проинструктировав их, и сам забрался на свое дерево последним. Князь-посадник не уезжал, дожидаясь, когда появятся свеи. Ошкуйские плотники торопились, и готовили «лесенку» для князя-посадника, чтобы он посмотрел за работой своих стрельцов. Об этом отдал отдельное распоряжение сотник Русалко…
Для Гостомысла сделали «лесенку» на отдельную елку. Князь-посадник пожелал увидеть все, что будет происходить. Ждать пришлось долго, около часа. Даже летом такое ожидание может надоесть. А зимой, когда в небе появилось солнце, и играет на кристаллах снега, пробиваясь лучами сквозь хвойные лапы, и крепчает мороз, как всегда крепчает в ясную погоду, за час нахождения в неподвижности можно совсем замерзнуть. Хуже всего приходилось стрельцам, которым предстоит работать не всей рукой, а только пальцами. А если пальцы будут дрожать от замерзания, дрожать будет и весь лук. Куда тогда может полететь стрела?
Впрочем, и сотник Русалко, и все молодые стрельцы его сотни хорошо знали, как можно согреваться, сидя в засаде, и беспрестанно сжимали и разжимали кисти рук, разгоняя по жилам кровь. И все тело напрягали и расслабляли, напрягали и расслабляли.