А стрельцам это все было только на руку, и они хладнокровно продолжали расстреливать захватчиков, не от злобы и человеконенавидчества, а только от желания себя и свои семьи, и семьи своих товарищей защитить и спасти. И отучить жадных до добычи хищников ходить в славянские земли. Стрельцы были, в подавляющем большинстве своем, молодыми воями, хотя уже обстрелянными, и участвующими во многих походах. Русалко был ровесником погибшего княжича Вадимира, и вся сотня раньше считалась сотней младшего брата Гостомысла. Молодым не свойственно пресекать чужую жизнь. И, наверное, не одна рука дрогнула, посылая стрелу в живого человека, не один глаз поморщился от ощущения чужой боли. Однако, чувствуя ответственность перед останками сожженного города, перед людьми, которые там остались, дело свое стрельцы делали качественно. И до момента, когда в колонне что-то начали понимать, и все скрылись за поворотом, было уничтожено никак не менее шести сотен свеев. И еще одна сотня пыталась спрятаться среди поваленных деревьев, поскольку отвязывать лошадь, и скакать через простреливаемое пространство было слишком рискованно, если не самоубийственно, хотя несколько свеев и это попытались сделать, только далеко ускакать им не позволили – стрелы летят быстрее, чем скачет самая быстрая лошадь.
Сотник Русалко тем временем уловил не слишком понятный сигнал, который подавал ему со своего дерева князь-посадник Гостомысл. В ответ сотник только плечами пожал. Тогда князь-посадник нарисовал рукой в воздухе дугу, и по оконечности этой дуги словно бы кулаком ударил. Русалко понял, поднял берестяной рожок, и протрубил новые сигналы. И тут же действия стрельцов стали направленными в две стороны. Два десятка принялись расстреливать тех, кто спешился, причем, стреляли прямой наводкой, когда стрела имеет наибольшую ударную силу. А пять десятков подняли луки выше, и стели навесом обстреливать дорогу, где за поворотом еще находилась свейская колонна. Этот навесной обстрел вызвал новый шум и громкое бряцанье металла. И некому было, видимо, без конунга дать какую-то вразумительную команду. Но скоро, похоже, нашелся кто-то решительный, команду дал, и грохот металла стал стремительно удаляться. Своего конунга Эйстейна Оборотня прославленные в собственноручно написанных сагах вояки попросту бросили, хотя, наверное, могли бы предпринять хоть какую-то попытку его спасти.
А меч у конунга был, видимо, не только чрезвычайно длинным, но и чрезвычайно тяжелым для человеческих рук. Руки одноглазого быстро устали от энергичного и бесполезного размахивания оружием. Эйстейн остановился, взял меч в левую руку, а провой сделал то, что должен был бы сделать сразу – сбросил со своего шлема волчью шкуру. Она отлетела вместе со шлемом и с бармицей[115]
. Тут только Оборотень увидел, что произошло с передовой частью его полка. При виде этого побоища он бросил меч, вскинул руки кверху, словно собирался в богам обратиться, но вместо этого вдруг завыл по-волчьи. И очень похоже завыл, необыкновенно похоже, протяжно и тоскливо. И тут же откуда-то с разных сторон чащи ему ответили настоящие лесные волки, которые всегда бегут вокруг всякого войска во время похода, мечтая попробовать человеческую кровь.Однако долго рассматривать побоище у конунга возможности не было. Кто-то из тех людей, что пробрались ползком до переднего края засеки, выполз в стороне, прыжками приблизился к конунгу в момент, когда тот сбрасывал волчью шкуру со шлемом, дождался окончания воя Оборотня, и ударил его двумя руками обухом топора по затылку. Если от этих топоров падали необхватные дубы, то затылок Эйстейна, тем боле, не был готов выдержать такое. Оборотень рухнул на убитого под ним коня…
Первым начал спускаться со своего дерева князь-посадник Гостомысл. Он же и дал знак Русалко. Сотник тут же поднял свой берестяной рожок, и протрубил сигнал. Стрельцы один за другим начали спуск. Русалко тем временем объяснил Гостомыслу, что за люди пробрались в передовую линию, и как долго придется ждать, пока они соберут все доспехи и оружие с семи сотен убитых свеев. Гостомысл решил:
– Пусть собирают. Люди после пожара обеднели. Хоть какой-то заработок для них. Продадут купца… На хлеб у русов поменяют…
И послал в помощь тем воям ошкуйских плотников. Плотники весьма этому обрадовались.
– Только сначала принесите сюда конунга Оборотня, – распорядился сотник Русалко. – Его только обухом топора огрели. От этого дураками до конца жизни часто становятся, но не умирают. Доставьте его к свой сарай, и приглядывайте за Эйстейном хорошенько. Потом передадите его князю Бравлину.
Семь десятков стрельцов по приказу Гостомысла уже сидели в седлах. Запрыгнул в свое седло и сотник. Но перед отъездом дал плотникам еще одно распоряжение: