След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян

– А если едет сильная дружина? – поинтересовался Гостомысл. – Как они могут увести кого-то на допрос? Кто им даст? Их просто перебьют…

– Пока не били… – ответил князь Вячерад.

– К сожалению, – добавил воевода Заяц. – Но у нас сильные дружины по ночам не ездят. У нас и днем сильных дружин не найти.

– Однако всему в этом мире когда-то обязательный конец приходит, – провозгласил неизбежное князь-посадник.

– Глашатный идет… – предупредил воевода, который так и стоял одной ногой в покое, другой в коридоре, чтобы видеть всех, кто к покою приближается.

– Бояре собрались, похоже, – предположил Вячерад. – Глашатный идет нас приглашать…

– Надо идти, если это начало большого дела, – согласился Гостомысл…

* * *

Дело, в действительности, было большим и всеобщим. Оно, во-первых, обещало свободу и независимость от грабителей-хозар целому народу мурома, который должен был осознать свое право на защиту, и научиться взаимодействовать с соседями, и несло независимость и понимание торжества справедливости целому городу Мурому. И, во-вторых, обеспечивало раннее предупреждение о нашествии для полуночных и закатных соседей муромы – меря, русов, словен с ваграми и кривичей. Но, как часто случается, большое дело начиналось с малого. Не с боя и какой-то отчаянной решающей сечи, не с воинского подвига. В данном случае просто требовалось провести во время торжественного ужина правильный разговор, сказать правильные слова. Причем, разговор этот должен был быть не прямым, то есть, слова не должны были быть обращены к хозарам или к тем, кто хозарам прислуживает. Иначе этим словам могли бы просто не поверить. Слова должны быть случайными, слегка загадочными, дающими возможность разыграться воображению. Такому поверят. И донесениям соглядателей, причем, не одного соглядателя, а нескольких, хан Полей поверит. А хану, в свою очередь, поверят те, кто послал его сюда, те, к кому он обязан будет срочно отослать гонцов. То есть, выполнить ту работу, во многом, ради которой он здесь и сидел.

И все прошло предельно гладко. Воевода Заяц при этом правильно расставил своих людей, которые перехватили боярских гонцов в терем хана Полея уже на обратном пути, когда они грязное боярское дело сделали. Тихо перехватили. Просто, без разговоров, подходили городские стражники, которые обязаны были в такое время к каждому прохожему подойти, и задать вопрос. Но стражники вопрос не задавали. Просто били человека сзади по затылку, перебрасывали поперек крупа коня, и отвозили к воеводе на конюшню, где почти вежливо просили объяснить, кто из бояр и с каким поручением посылал своих людей к хозарам. С кем-то пришлось про вежливость подзабыть, но настолько верных боярам людей, что готовы были язык себе откусить, но ничего не сказать, не нашлось. Потом похожая недобрая та самая участь постигала и нескольких бояр, покидавших княжеский званый по случаю приезда гостей ужин. Шестеро бояр выходили из столовой во время самого ужина, шептались со своими людьми, что было сразу же отмечено заранее предупрежденной стражей. Эти бояре послали семерых посыльных, не подозревая, что дают последнее приказание своим людям в этой жизни. До утра этим шестерым приготовили глубокие, холодные и сырые погреба. Наутро их ждала виселица. А нищая, стараниями хозар, княжеская казна после таких мер получала средства даже для ремонта стен достаточные, поскольку дома и имущество предателей традиционно становились собственностью князя. Законной собственностью. Естественно, и боярская дружина переходила на службу в княжескую дружину, за одну только ночь больше, чем вдвое увеличив численность воев. Правда, воевода Заяц смотр новым дружинам обещал дать только утром после рассвета. Ночью он был занят более серьезным делом. Повел вместе с сотниками привратной и городской стражи дружину новгородцев к терему хана Полея. Вся дружина сразу выезжать в пределы видимости караульных не стала, чтобы не поднять в хозарском стане тревогу. Действовать решили аккуратно и, по возможности, тихо. И при этом стремительно, как умели это делать стрельцы сотни Русалко и конники полусотни Военега. Основные силы сотни стрельцов остались за углом, на улице, которая не просматривалась от ворот двора терема хана Полея[64] в том числе, и потому, что она находилась по другую сторону холма, из которых весь город и состоял. Вместе со стрельцами остались и основные силы пяти десятков конницы сотника Бобрыни, усиленные таким же количеством воев княжеской дружины Мурома. На всем пути от них до двора хана были сняты рогатки. Стояли молча, как в засаде, и даже хорошо обученные лошади не ржали. Но при этом вся дружина готова была по команде погнать коней вскачь, и за короткое мгновение оказаться на нужном месте.