Русалко дал еще одну короткую команду, и точно такие же горящие стрелы полетели в сторону ханского терема. Все остальное было сделано просто и стремительно. Люди выбегали раздетыми и из казармы, и из терема. Выбегали, и падали под стрелами. Когда уже и выбегать перестали, воевода Заяц с полусотней своих дружинников ворвался в ханский терем, и через несколько мгновений вынужден был выйти. Все вои сильно кашляли, наглотавшись дыма. Но вытащили во двор довольно высокого и стройного, хотя не молодого человека в богатых одеждах, и сундук, на который человека сразу посадили посреди двора.
Воевода объяснил новгородским сотникам:
– Там дышать невозможно. А этот… Сам хан Полей… Вытащил на первый этаж сундук с наворованным добром, и на нем сидел, кашлял. Сдохнуть готов был, но сундук отдавать не хотел. Я бы и не взял этот ящик, если бы хан так за него не цеплялся…
Хана и часть из его слуг, на которых горожане показали, как на своих обидчиков, повесили на деревьях, стоящих за городскими воротами прямо рядом с дорогой. Еще полтора десятка хозар попало в рабство к мурома, которые жили по своим обычаям, не по славянским, и рабство признавали пожизненным. Если только хозяева раба не проявят милость, и не даруют ему свободу… Князь Вячерад это охарактеризовал так:
– Они многих наших людей в рабство угоняли. Навсегда… Несправедливо было бы отпустить их просто так. Пусть почувствуют, что такое рабство. Может, и до других вестью дойдет…
Такое малое количество рабов объяснялось убойной силой новгородских луков и точностью стрельбы стрельцов. Убитых хозар сожгли в общем костре на берегу Оки за пределами города, а пепел, чтобы не насыпать погребальный холм, просто забросали землей. Посчитали, что хозары не стоят хорошего отношения[65]
.С рассветом стрелец Космина в сопровождении выделенных сотником Русалко десятка стрельцов ускакал в Новгород, чтобы вскоре уже в обратный путь двинуться, в путь более медленный, и привести в Муром две тысячи свейских пленников, из которых полторы тысячи получили доспехи и оружие, а пять сотен топоры и лопаты с кайлами. Князю Вячераду предстояло решить, как использовать эти пять сотен. Но одно ему Гостомысл посоветовал твердо?
– Свеев, чтобы друг с другом не общались, следует, думаю, в разные дружины по сотням распределить. И в сече держать на разных флангах. Но в целом их на мелкие части они разделять не следует. Они обычно строй умеют хорошо держать, плотно, и смогут хозарскую конницу остановить. Да и сами копейщики массированной атакой сильно бьют.
По другому совету новгородского князя-посадника Гостомысла князь Мурома Вячерад отправил и своего гонца в Смоленск с рассказом о произошедших в Муроме изменениях. Сам Гостомысл взял на себя миссию договориться с воеводой Франкошней и князем Смоленска Судибором о взаимодействии смоленской и муромской дружин при нападении врага. В предполагаемую систему взаимодействия должны входить и новгородцы, и русы, но всю систему Гостомысл просто еще не успел продумать, и потому решил, что продумает ее по дороге в Смоленск. Но для согласования действий со Смоленском придется возвращаться в Муром или нужно будет отправить в Муром Франкошеню, поскольку путь самого Гостомысла лежал дальше в закатную сторону – по направлению к следующему большому городу, что должен был встать в единый строй защиты от многочисленных орд хозар – в Полоцк. Такая цепь городов образовала бы единую цепь обороны, прорвав которую, хозары сразу попадали бы в окружение.
В самом Муроме вдруг стало необычайно шумно и многолюдно. Это даже князь Вячерад отметил. Сказал Гостомыслу:
– Радость в людях чувствуется. Жить стали без оглядки на хозар. Даже говорят между собой, слышу, громче!
Из леса пришла создаваемая втайне от всех новая дружина воеводы Зайца. Там, среди воев, въезжающих в город, Гостомысл увидел знакомую фигуру на знакомом коне. Человека с такой бородой во всей муромской земле всего одного, наверное, и можно было найти. Князь показал на человека сотнику Русалко.
– Кля! Сотник Кля! – позвал Русалко громко, понимая, что князю кричать не гоже, а сотнику можно без стеснения.
Кля обернулся, и покинул строй колонны. Подъехал с уважением и выраженным почтением перед Гостомыслом. И даже шапку с лисьим хвостом снял, ухватившись за этот самый хвост. Но в шапке он, скорее всего, и не нуждался. Толстые и густые, во все стороны торчащие волосы Кля могли греть голову лучше любой шапки.