Следящие тени. Книга 1

Далее следы теряются во времени и пространстве, вот только на присланных обгоревших письмах страшные слова… ужасная участь… бедная…

Глава 8.

– Твоё сочинение…

– Да, вы прочитали? Вам понравилось?

– В нём нет ничего хорошего. Ты снова пишешь про насилие.

– Я всего лишь хотела рассказать о своей подруге.

– Скованная цепями, запертая в комнате, лишённой света, без еды и воды…

– Да, всё верно.

– Ты говоришь об жестокости и принуждении, как о чём-то обыденном. Всё это страшноепреступление. Ты понимаешь?

– Наш сосед высокого социального статуса держал свою бедную прислугу на цепи, заставлял жить в будке, лаять на незнакомых и приносить брошенную палку. А это, по-вашему, нормально?

– Нет и не будет сказано слов о мучителе и убийце. И сейчас разговор не об нём. О том, как ты будешь воспринимать этот мир. Как будешь относиться к подобным животным проявлениям. И не станешь ли сама их воплощением.

– Вы так говорите, лишь потому что боитесь выдать своё низкое происхождение, опасаетесь в один не слишком удачный для вас день тоже оказаться у собачьей будки. Но вы не понимаете, её нельзя отпускать с цепи. Она опасна.

– Опасна ты! Опасна для окружающих!

– Вы поменяете своё мнение, когда я вас отведу к ней.

– Нет, я не пойду… Не тяни меня за руку…

Гретель с приоткрытым ртом, запрокинутой на периллы головой так и замерла на полу. С той секунды, как пришлось перейти в неактивный режим, минуло уже больше часа, и за это время произошло ровным счётом ничего. В доме, по крайней мере, в поле зрения, никакого движения и лишь тот шум, который создаётся ею самой, скрип пола под давлением собственного тела да шорохи от одежды. Желание что-то делать, как ожидалось, не пришло, зато стала одолевать банальная скука.

И в момент, когда Гретель рассматривала очередную трещину на потолке, что так сильно напоминает лошадь, от него оторвался увесистый кусочек краски. Короткий миг полёта, и крохотная часть дома упала прямо на лоб зрительницы, а за ней, как дождь за громом, посыпались мелкие камушки от штукатурки. Девочка почти не почувствовала удар и лишь прикрыла глаза, дабы пыль не попала ещё в них.

Песчинки на лице не смутили, и, только когда при их непосредственном участии зачесался нос, Гретель, в решительной попытке скинуть с себя весь мусор, махнула головой в сторону. Не очень удачно, стряхнула грязь прямо на живот. Незамедлительно последовала волна раздражения, крепко стиснутые зубы и сжатые кулачки, а дальше только горячее. Вскочила и с некоторым остервенением начала отряхиваться. Ещё несколько вздохов, подкреплённых грубыми репликами, затем вернулась к перилам, поставила на них локти, и ничего больше в череде действий не остаётся, как подпереть ладонями отяжелевшую от скуки голову.

Взгляд пополз вниз в сумрак первого этажа, долго и с определённой доскональностью рассматривает попадающееся. Оно не сильно увлекает, даже не способно побороть позыв зевнуть. Сперва лестница и сбитый в кучу красный ковёр, коридор, ваза с очередным завядшим букетом, и ещё не долго пришлось изучать тёмные закоулки, глаза остановила полуоткрытая дверь. Гретель с детства тут живёт, но помутневшее от безделья сознание не смогло сразу дать ответ, что это за комната.

Куда менее опрятная, чем все остальные, её небрежность находит себя в ободранных обоях, выбитой по краям штукатурке, ну, и в частично поржавевшей двери без ручки, само собой. Там же свисает перемазанный маслом увесистый замок, а сверху выцарапана фраза: "Свет жизни". Это ведь та самая… про неё в семье принято говорить, как дверь за которую не стоит заходить. Точно, мастерская. Место, до недавнего игравшее роль кладовки, сейчас хранилище секретов и тайн семьи, обитель крыс и область темноты. А вот была ли она открыта час назад? Девочке кажется, что нет.