Следствие поручено мне

Гоша на время умолкал, избегая этой темы в разговорах. Вел он себя в доме Зотовых тихо. Деньги зарабатывал неплохие и все приносил Зинке, бросал их в верхний ящик комода — распоряжайся, мол. Зинка пересчитывала деньги, раскладывала на несколько тощих пачек, шевеля губами, прикидывала, куда и сколько выделить.

На восьмой месяц после свадьбы родила Зина дочку. Но событие это видимых перемен в дом Зотовых не принесло. Иван Корнеевич спустя неделю после того, как вернулась Зина из роддома, выбрав момент, когда дома не было ни Гошки, ни Анны Петровны, вытащил из-за стеклянной рамки с фотографиями, висевшей на стене, завернутую в газетный обрывок пачку десятирублевок, пересчитал их, приоткрыл дверь в комнату Зины, спросил:

— Войтить хочу, не кормишь дитенка?

— Входи, папа, спит Алька.

— При старой жизни крестины в таких случаях полагались. Да вы теперь иначе понимаете все. Тут вот тебе, — Иван Корнеевич помолчал, замешкался, — словом, деньги возьми от меня. Купи, что надо.

Год просидела Зина с маленькой Алькой, а после декрета приняла крохотный продовольственный магазинчик на одно рабочее место, принадлежащий торговому ведомству речного пароходства. Располагался он недалеко от дома — удобно в перерыв сбегать.

Прожили Корневы несколько лет. За это время у пятилетней Альки появились брат и сестра. Тесновато становилось в доме Зотовых. Постаревший Иван Корнеевич, однако, теснотой в доме никого не корил — сказывались годы. К этому времени вышел он на пенсию, решил строить на дачном участке большую теплицу для ранних овощей. Завез трубы, добыл нужное оборудование. Делал все один, даже Гошку приглашал только для тяжелой работы. Однажды попытался приподнять приготовленное для заготовки бруса бревно кедрача. Обхватил конец жилистыми руками, рванул вверх. Вдруг острая, пронзительная боль прошила поясницу. Облил тело холодный, липкий пот. Выпустив из рук брус, долго не мог разогнуться. Пошли перед глазами серые водянистые круги, руки и ноги дрожали, во рту пересохло.

Болел Иван Корнеевич недолго. Умер поздней осенью, когда на лужах уже окреп первый лед и слабое солнце несмело отражалось в его панцире.

Зина к тому времени уже успела сменить не один магазин. Меняла их не по собственной воле. В продмаге проработала около года, но первая же ревизия обнаружила недостачу. Сумма была небольшая, поэтому старичок ревизор, закончив проверку, предложил Корневой тут же внести деньги и на этом ревизию благополучно завершить. Из магазина унес тот старичок в портфеле пять бутылок молдавского коньяка.

Из бакалеи Корнева ушла сама, не дожидаясь ревизии: хозяйственная сумка ее слишком часто оказывалась тяжелой — продукты для дома она почти не покупала, выкручивалась на «экономии» в магазине.

Наконец приняла небольшой летний павильон, пристроенный к забору городского парка. Эта торговая точка, несмотря на небольшой, но ходкий ассортимент товаров, пришлась ей по душе. Вино на разлив, пиво в «деревяшке» не выводились. Место для торговли было бойкое, шумное — успевай поворачиваться. В городской парк шли на танцы молодые парни. Мимо парка лежал путь рабочих речного порта. Окончив смену, многие задерживались у выкрашенного в ядовито-зеленую краску павильона.

Дела у Корневой шли здесь бойко. Из месяца в месяц она перевыполняла планы, начальство было довольно, хвалило расторопную буфетчицу. А каждая проданная бочка пива, вина оставляла кое-что Корневой. Подсчитывая в конце работы выручку, Зинаида Ивановна обнаруживала «лишние» деньги — набегала копейка К копейке: от недолитого чуть-чуть вина, пивной пены, недовешанных порций колбасы или вареной курицы.»Излишки» эти Корнева забирала себе. Дома завораживала деньги в бумажки и прятала в укромных уголках.

Гоша после работы и особенно в выходные дни не забывал зайти в павильон, выпить кружку-другую пива, пропустить стаканчик вина перед обедом. Да так зачастил, что Корнева испугалась.

— Сопьешься, алкоголиком станешь! Ноги чтобы твоей больше здесь не было, домой ходи обедать или в столовку! — скандалила Корнева, запретив Гоше появляться в павильоне.

Спохватилась, да поздно. Слабохарактерный, безвольный муж быстро пристрастился к алкоголю. Почти каждый вечер являлся домой «тепленький», заплетающимся языком «уважал, ценил Зинулю», а потом засыпал там, где побеждал его пьяный сон.

Зинаида Ивановна обшаривала карманы мужа, выбирала из них смятые рубли и «трешки». По утрам выдавала семьдесят копеек на папиросы и обед.

— Господи! Да что же мне с тобой делать, — причитала она. — Вот наказание господне, алкоголик проклятый. Детей бы постеснялся.

Гоша был неплохим паркетчиком, да и в других ремонтных делах поднаторел — его часто приглашали отремонтировать квартиру, уложить паркет… Работа оплачивалась хорошо, отбоя в желающих обновить квартиру не было.