Следствие поручено мне

Это закон природы, что раз мне выходной — дело подваливает, а когда дежурить — как раз смотреть в оба надо. Ну ладно, не привыкать. Обзвонил все службы на жэдэ, чтоб не спали. Как положено, прошел в ресторацию при станции: тоже поглядывать велел, ознакомил с положением. Всегда это у нас так делается, ничего особенного я не предпринимал, просто свой номер в лотерею выиграл. Совпадение…

Вот сижу у себя, только что заварил чайку «внутривенно» — прямо в кружке: не люблю я эту крашеную водичку из заварника, я по-рыбацки всегда чай варю, — вдруг трах-бах, двери нарастопашку, влетает Аннушка Шаповалова, глаза шесть на девять, хвать меня за грудки: у нас, говорит, эти двое убийц в буфете сидят!

Она недавно работает у нас, еще всему верит, даже тому, что ей мужики говорят. Ничего удивительного, что кого-то с кем-то попутала.

Отшил я ее. Нет, стоит изо всех сил над душой, не уходит. Доказывает: брал у нее в буфете один мужик коньяк за червонец плюс шестьдесят две копейки. Четвертную сунул, а сдачи не взял. Он не один, с приятелем. Вот Аннушке и вбилось в голову, что это они, может, которые таксистов убили?

Ну, думаю, это не довод. Будет тебе у таксиста четвертная! Не зря их «рублями» зовут. А потом стукнуло меня: магазин! Там-то не копеечки взяли. Нет, это надо посмотреть…

Пошел, так, невзначай вроде, за Аннушкой. Вроде бы чего-то купить в буфете. Только вошел, глянул — и как будто в лоб мне выстрелили: они! Оба рядышком. Все приметы — как по-письменному. Ну, думаю, Митя Соколов… Повезло! Не иначе они, собаки, на пароме, а потом на попутке приехали, все вокзалы миновав. Думают, тут на поезд сядут. Думают, тут все валенки, на Левобережной!

Стою, для близиру с Аннушкой беседую:

— Сливы-то у тебя в буфете зеленые!

А у нее аж глаза спрыгивают с лица со страху:

— Зато импортные.

— Вот у меня с них весь рот импортный и сделался. Поговорили, побрел я вразвалочку к себе. Хвать за телефон. В райотдел звоню. Там какой-то новенький — голос незнакомый — мямлит, что все на выезде, послать некого. Я: положение опасное. Он: говорите, дескать, громче! А ресторан-то со мной дверь в дверь. Орать — все слышно, как в филармонии. Говорю ему выразительно: «Петя, ты не прав!», потом кидаю трубку и решаю обходиться собственными ресурсами.

Смотрю через стеклянную дверь. Эти гады сидят над коньячком и в ус не дуют. А я еще раньше приметил двух солдатиков — они чаи гоняли, машину из части ждали. Вот я и мечтаю, чтобы им потребовалось выйти. Я б их сейчас в союзнички завербовал… Так на парней смотрел, что еще немного — и дырка бы в стекле образовалась. Не знаю, что подействовало: мой взгляд или то, что они стаканов по десять чаю приняли, но вдруг оба поднялись — и на выход. Я подождал, пока им легче не стало, потом в сторонку отвел. Ребята, говорю, помогите задержать особо опасных преступников! Стоят солдатики — глаза на лоб. Это всегда сначала так, по себе знаю. Когда от мыслей надо к действиям перейти, обязательно какой-то стоп-сигнал на минутку срабатывает. Ну, мы-то уж привыкли себя сразу в рабочее состояние включать, а мальчики еще молоденькие. Однако, переглянувшись, стали-таки во фрунт. И в это время Муравьев в туалет прошел…

Мы прямой наводкой в ресторан, к Головко:

— Предъявите документы.

Он сидит — пьянь пьянью, но тут же прямо-таки на глазах начал трезветь. Сроду такого не видывал. Будто весь хмель из него в окружающую среду испарился. Глаза просветлели до прозрачности, улыбочка взошла, и сует он в карман левую руку… Тут у одного солдатика тормоза сдали: хвать его за правую, а того не знает, что там протез, перчатка! Головко левую руку выдергивает — а в ней наган. Тут второй солдатик, толстоватый такой, Витя зовут, на Головко навалился, руки ему назад, я наган выхватил, а Витя приподнял Головко и прямо-таки вынес из зала в отделение. Головко даже заблажить не успел: схватило кота поперек живота! И только мы дух перевели, как двери настежь — и влетают начальник райотдела Солошин и его замполит Корчминский. Передал-таки тот дежурный, которого я бранил. Ну, Головко как их погоны увидел, так сразу и сник.

Однако ж только полдела сделано. Муравьев-то у нас еще гуляет. Сейчас вернется в кабачок — а его личного друга-то нет.

Побежал я было Аннушку предупредить, чтоб, если Муравьев спросит, сказала, что дружок пошел его искать, и прямо в дверях, нос к носу, с Муравьевым столкнулся… Обрез на изготовку!

Ну, минута молчания. Все, думаю. А он вдруг обрез опустил… Тут мы, естественно, повязали парнишку, а он молчит, как немой. Потом объяснял: увидел в окошко, что Головко здесь, пошел выручать, а щелка между шторок узкая, не разглядел, что здесь столько народу, вот от неожиданности руки и опустились.

Ладно, пой, пташечка! Деньги-то все у Головко в карманах. Пошел бы ты его выручать, если б не деньги. Знаем мы вашу воронью дружбу!