– Нет, я не поняла, а чего ты мне предъявляешь? У меня ребенок живет в полной благополучной семье. А соседи треплются, так это, так от зависти чо. Травят меня. Завидуют. То, что я работать успеваю, и ребенка воспитываю, и гуляю. Ну, а что? Имею право! – теперь мама говорила так, словно уже уделала целую бутылку – также вызывающе и громко.
– Очень смешно, родная моя! Может тебе в «Аншлаг» записаться? Байки рассказывать, а? Где ты работаешь, скотина? Или что, ноги раздвигать – это работа нынче? О какой семье ты говоришь? Этот, что ли, семья? Таких как вы родителей вешать надо. А потом сжигать.
Под «этим» участковый, видимо, имел в виду папу. И тут я услышала его голос.
– Подождите, вы, пожалуйста, товарищ милиционер, не забывайтесь. И не грубите. – Голос нежный, мягкий, на фоне плевков участкового он казался скрипкой в кабаке. – Вам же говорят – у нас все хорошо, девочка в хороших руках. Мы ее любим. Мы ей, вон, подарки покупаем. Книги. Все как у всех.
– Ты кто, мужик? – спросил участковый. – Документы давай.
Дальше возникла пауза. И снова запела скрипка:
– Я отец Катин, меня долго не было, по семейным, так сказать, обстоятельствам. Я подозреваю, что девочке жилось не сладко, но теперь все изменится, я вам обещаю.
– Как же вы меня все достали! То бросают детей. То потом любят до невозможности. Потом опять – ищи свищи, – участковый заговорил тише. – Катя дома?
– Дома, – ответила мама и крикнула сквозь стенки: – Кать! Иди сюда!
Я тут же выбежала. Встала на пороге кухни. Участковый – толстый, бритый, с густыми бровями мужик, вылитый бабайка – сидел у окна на табурете, мама за столом, а папа стоял, облокотившись на стенку спиной.
– Отец этот тебе? – спросил участковый и кивнул в сторону папы.
– Да. Мне. Отец. – Тоже плевалась я словами, но не так уверенно, а по-девчачьи.
– Все хорошо у тебя? – спросил еще участковый.
– Хорошо, да, – ответила я.
– Ну, иди к себе.
Я ушла в комнату. За спиной слышала, как милиционер угрожал родителям.
– Если развели меня сейчас, я вам лично навешаю таких дюлей – реанимация не спасет. Ребенка чтоб пальцем мне не трогали, поняли меня? И ваше счастье, что мне вами заниматься некогда, а то я бы вам такую профилактику устроил – реанимация бы… – Здесь он запнулся, чтоб не повторяться, и встал с табурета, и тот почему-то упал, я услышала грохот.
Несколько дней после этого мама не пила. Папа тоже. У нас начала складываться образцовая семья. Мне даже гладили школьную одежду и мыли за меня ботинки. Разговаривали со мной, один раз сводили в парк. Карусели были все сломаны, но папа меня как смог раскачал, раскрутил махину.
Воздух на улице становился все теплее, и душа у меня согревалась. Я чувствовала это. Я дышала в те дни по-особенному. Когда хорошо, по-особенному дышишь. Вы-то меня понимаете, я знаю.
Воскресенье было. Утро. Мама ушла в магазин. Отец зашел ко мне в комнату. Я читала. Он сел рядом, стал гладить меня по голове, потом по плечам, по спине, потом спереди, нежно так гладил, в ухо меня целовал, а потом вдруг между ног моих его рука оказалась, и все гладит, гладит…
– Доченька моя, папа любит тебя, – приговаривает своей скрипкой. – Папа ласкает тебя, вот так, хорошо папа делает тебе.
Я не сразу поняла, что происходит. Когда уж он начал белье снимать с меня, тогда я закричала. Он ударил меня, ладонью зажал рот, я, как могла, стала сопротивляться, кусаться, дрыгать ногами, руками. Но куда мне, девочке, с таким тягаться. Он сжал меня. Раздел весь низ. И уже когда лег на меня… Я к тому времени как оглушенная была, ничего не понимала, не ощущала. Но вот он лег на меня, и я чувствую – кровь по мне бежит… Это его кровь. Это мама вернулась из магазина и вдребезги об него разбила вазу. Ничего он со мной сделать не успел.
Вот такой мой папа оказался. Да и не отец он вовсе. Матушка его попросила отца поиграть перед участковым, самого приличного из всех своих забулдыг выбрала.
Насильника увезли в тот же вечер, говорят, умер он в тюрьме, не знаю – так это, или нет. Но я зла на него не держу.
Кровать, на которой он меня домогался, я выкинула, попросила участкового, дядю Юру – он чаще стал приходить к нам. Пока я девятый класс не закончила, все ходил, проверял. Мать хоть остепенилась при нем немного. На работу постоянную устроилась. Пила, конечно, но уже не так много. И не так громко.
Это мне дядя Юра посоветовал ехать в областной центр, в педагогический колледж поступать.
– Там берут как раз после девятого, общежитие дадут, пособие какое-никакое оформим тебе, документы я сделаю все, на меня запишу, будешь Екатерина Юрьевна. Хорошо звучит? Ррррр! – Ох, каким он милым тогда казался. Я, чего скрывать, влюбилась в него. Но, конечно, ничего ему не говорила. Царствие небесное, рабу Божьему Юрию, подстрелили его на очередной стрелке. Я как раз только поступила в пед на учителя начальных классов, приехала домой, а мать мне и рассказывает. Неделю головой в подушке провела…