Следы помады. Тайная история XX века

Ничего не произошло. Он добивался удара молнии, а получил право зажечь свечку. Возвратившись в Париж, он вместе с Жаком вознамерился начать свой фашистский журнал, требовалась государственная лицензия, но ждать её было неоткуда, и они присоединились к умирающей роялистской газете. Мишель был на грани краха, он перестал посещать мессы. Он стремился скорее к скрупулёзной ограниченности, чем к ограниченной скрупулёзности, решив, что если похоть была человеческим пороком, первородным грехом, то для сына божьего даже брак оказывался безнравственен. Чтобы сохранить журнал на плаву, они с Жаком организовывали лекции на Левом берегу, готовясь к вечеру о Сократе, он принялся цитировать Ницше, упав в объятия Заратустры и обнаружив «пугающее, несущее кровное оскорбление богохульство: “Богумер”».

Сегодня мы называем такой момент кризисом идентичности, в те времена психология уступала место политике. Для Мишеля это был кризис социальный, всемирно-исторический. Он был способен дойти до самой сути веры, мгновенно переноситься в другие эпохи. Он осознал, что первородный грех положил начало воле, будучи божьим проклятием, воля обернулась благословением человека. Бог предложил человеку спасение и себя, как Господина, но, наряду с проклятием, первородный грех сделал каждого человека своим собственным господином, повелителем царства «нет». Руководителей роялистского журнала стали беспокоить бредни Мишеля, они обвинили своих редакторов в фанатизме. «Мы утверждали», — писал Мишель, — что современный мир испытывает безмерную, острую потребность в фанатиках и сумасшедших, в тех, кто отдаст жизнь за свою религию, веру, любовь. Перед лицом Востока, преобразованного коммунизмом и верой в коммунизм, обрётшего новую надежду и новые земные чаяния, наш ветхий Запад трясся за свои материальные и духовные богатства, которых у него не было даже мужества защищать. Чтобы воспрепятствовать распространению коммунистической веры на Земле и коммунистическим амбициям по присвоению мира, необходимо было утвердить абсолютную веру в Господа, создать фанатиков Господа, доказать, что одержимость Господом ещё не умерла для Запада⁸.

Они теряли хватку: царство «нет» стало царством «да». Мишель наслаждался отвратительной вольностью первородного греха, Жака заклинило на донкихотстве. Вместе они атаковали кафе своими навязчивыми проповедями о величии безумства, о безумстве величия, о преисподней секса, о сексуальной преисподней, о великолепии святых мучеников, о восхищении Инквизицией. Представьте! В нескольких ярдах отсюда мужчины и женщины сжигались живьём во славу Божию! Други мои, выбор за вами!

В прошлый уикенд в речи к генеральной ассамблее Церкви Шотландии Тэтчер процитировала Священное Писание, демонстрируя, что сказанное ею является библейским предписанием «трудиться и пользоваться нашими способностями ради преумножения богатств». Проиллюстрировав своё убеждение в том, что пример «личной ответственности» более полезен для общества, чем коллективные действия государства всеобщего благосостояния, Тэтчер отметила, что решение Иисуса Христа пойти на смерть за чужие грехи было его личным выбором.

— “San Francisco Chronicle”, 26 мая 1988

Это был 1947 год. Молодые мужчины и женщины в кафе улыбались и отворачивались. На Левом берегу можно было увидеть любые типажи. Мишелю всё стало ясно: «Наиболее остро требовались не изменения общественной жизни, а изменения внутренней жизни индивида». Он решил стать монахом.