Следы помады. Тайная история XX века

Он был впервые показан в Musée de l’Homme 30 июня 1952 года; вилку выдернули из розетки через двадцать минут. Несколько членов леттристской группы покинули зал, протестуя против одобрения Изу этого ужаса. Второй показ спустя три месяца смог быть доведён до конца скорее благодаря охране со стороны радикальных леттристов. В Лондоне, где «Завывания» были впервые продемонстрированы в 1957 году в Институте современного искусства, программка содержала предупреждение: «ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО? Фильм… спровоцировал беспорядки на парижском показе. Институт, организующий настоящий просмотр, исходит из принципа, что зрителям следует дать шанс составить собственное мнение, хотя Институт надеется на понимание, что он не несёт ответственность за возмущение пришедших зрителей». ИСИ вряд ли бы продал больше билетов, показывай он хоть эротический фильм с участием принцессы Маргарет[121].

Историк искусства Гай Аткинс описывает показ в ИСИ:

Только зажгли свет, как публика тут же зароптала. Люди не расходились, некоторые очень рассердились. Один человек отказался покидать Институт, пока ему не вернут деньги за билет. Другой жаловался, что они с женой специально на вечер наняли сиделку для ребёнка и приехали из Уимблдона, не желая пропустить такое шумное событие. Вообще, эти протесты были настолько странными, как будто Ги Дебор собственной персоной явился в роли Мефистофеля, чтобы загипнотизировать и выставить дураками обычных англичан.

И Аткинс продолжает:

Шум поднялся такой, что он достиг ушей людей, ждущих снаружи следующего сеанса. Зрители, только что посмотревшие фильм, выходили из зала и пытались убедить остальных не тратить время и деньги, а разойтись по домам. Но недовольные были так возбуждены, что их благонамеренные увещевания имели абсолютно противоположный эффект. Пришедшие на просмотр ещё сильнее захотели увидеть фильм, не подозревая, что изображение в нём отсутствует в принципе!

После завершения сеансов один человек высказал догадку, что Дебор своей бессодержательностью и тишиной сыграл на нервах зрителей и таким образом спровоцировал их на «завывания в честь де Сада»⁶.

Самое поверхностное знакомство с историей авангарда делает очевидным, что нет ничего более простого, чем спровоцировать беспорядки мнимым художественным заявлением. (Когда «Завывания» шли в Musée de l’Homme, там имели место настоящее насилие и разгром.) Надо всего лишь заставить публику ожидать одного, а выдать нечто другое — или, как доказал Альфред Жарри в 1896 году в Париже, начав премьеру «Короля Убю» единственной формально завуалированной непристойностью “Merdre” (что-то вроде «срынь»), нарушить табу, считающееся всеми за таковое. В 1952 году аудитория не хуже художников давно уже знала правила игры — и Дебор исходил именно из этого.

Концепцией его полнометражного фильма был чёрный экран в полной тишине и белый экран во время диалога между пятью героями: Вольманом, Дебором, Берна, некоей Барбарой Розенталь и Изу, монотонно произносившими свои реплики. Фильм представлял фрагменты леттристской социальной среды, окружённые обломками главенствующего мира, который леттристы были предназначены изменить; его настоящим содержанием была первая попытка Дебора предъявить набор метафор, посредством которых он мог определить новую территорию и поместить в неё себя. Он чеканил свои тезисы в довольно бессвязной манере — но то немногое, что можно было услышать (двадцать минут звука из шестидесяти минут киноплёнки), было едва ли случайным словоблудием, как определили это те немногие, кто писал о фильме. В своём роде «Завывания» были созданы по лекалам Голливуда. Фильм начинается с нескольких минут белого экрана/диалога:

Берна: Статья 115. Если лицо не появляется в месте своего жительства или пребывания и если в течение 4 лет о нём совершенно нет никаких известий, то заинтересованные стороны могут обратиться в трибунал первой инстанции для «объявления отсутствия».

Вольман: Любовь возможна лишь в преддверии революции.

Дебор: Ты не нравишься девушкам, ты лжёшь! Искусства возникают, расширяются и исчезают, недовольные люди превосходят мир официальных экспрессий и фестивали его нищеты.

Розенталь: Скажи мне, ты спал с Франсуазой?⁷