Следы помады. Тайная история XX века

Хотя все действия этих озорников не выходили за рамки закона, после шести недель хаоса подключились суды, прикрыли студенческий профсоюз, выгнали Страсбургскую пятёрку из помещения. Речь судьи, сделавшего верные выводы, являлась «обезоруживающе очевидной», — писали британские ситуационисты, Грей и трое других в английском издании страсбургских публикаций, «Десять дней, что потрясли Университет»⁸¹:

Достаточно прочитать эти тексты, авторами которых являются подсудимые, чтобы установить, что эти пять студентов (едва покинувшие юношеский возраст, безо всякого жизненного опыта, чей мозг загромождён плохо усвоенными философскими, социальными, политическими и экономическими теориями), не зная, как отвлечься от повседневной скуки, высказывают надменную, высокомерную и смехотворную претензию на вынесение окончательных решений и грубо оскорбляют своих сокурсников, учителей, Бога, религию, духовенство, правительство, политические и социальные системы всего мира, отрицают всякую мораль и всякие юридические ограничения, в своём цинизме доходя до восхваления кражи,

— «Они верили, что все вещи общие, и таким образом они пришли к заключению, что воровство для них приемлемо»⁸², — не преминули британцы поместить в сноску цитату страсбургского епископа 1317 года, относящуюся к Братьям Свободного Духа

— ликвидации образовательной системы, отмене работы, подрывной деятельности и необратимой всемирной пролетарской революции ради «неограниченного наслаждения».

Это был détournement в действии, объявляли британцы: доказательство «возможности одновременно обесценить^ “реинвестировать” наследство омертвевшего культурного прошлого… студенческий профсоюз, например, давным-давно рекуперированный и превратившийся в ничтожное средство угнетения, смог стать маяком подстрекательства и бунта». Для Хаяти, знакомого публике и репортёрам как «X.», это был «небольшой эксперимент», для англичан это была «скромная попытка произвести модель, по которой кризис данного общества в целом может быть ускорен… Ситуация произошла таким образом, что общество было вынуждено оказывать финансовую, издательскую и широковещательную помощь в распространении революционной критики самого себя и только подтвердило правоту такой критики своей реакцией на неё».

Когда-то

Когда-то это была громкая победа, спустя более чем двадцать лет критика застыла в своей собственной риторике. Сама её настойчивость, её рывок в тот день, наступивший и прошедший, останавливает её время и поворачивает её слова вспять. Тем не менее «Возвращение Колонны Дурутти» Андре Бертрана воспринимается сегодня как утраченный выпуск “Potlatch” — или, скорее, как возвращённый дар, который “Potlatch” запрашивал. И неважно, что Бертран мог не видеть бюллетени ЛИ, которые к 1966 году исчезли без следа; голос “Potlatch” в достаточной мере звучал в “Internationale situationniste”, чтобы Бертрану вполне удалось его восстановить. Весь подростковый эгоизм ЛИ содержится в этом комиксе, так же как беззаботная одномоментность ЛИ, его угроза и его вера в загадочный лозунг.

Памфлет «О нищете студенческой жизни» являлся полемическим, «Возвращение Колонны Дурутти» это повествование, подобное “Mémoires” Дебора, рассказанное посредством перемещения изображений в détournement и с той же интонацией — как если бы это была сказка о восхитительных приключениях, рассказанная спустя очень много времени пожилым человеком некоему охваченному благоговением ребёнку. Там есть место страшным злодеям в исполнении профессоров, бюрократов, самого разного толка леваков, там присутствуют «удалые искатели приключений», страсбургские узурпаторы, дано формальное изложение фактов их подвигов, располагающееся титрами в рамке на факсимиле документов, несколько свеженарисованных комиксов, но больше фотографий и иллюстраций, выдранных из журналов и книг и здесь заговоривших в облачках с текстами. «Непрестанное празднество и его дионисийские излишества сопровождали их повсюду»⁸³, — говорит рассказчик истории; затем следует длинный текст письма хозяина их квартиры, где он обвиняет их в завершении вечеринки тем, что они помочились с балкона второго этажа.