Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая

И все же Уайнер критиковали за агрессивность – и за нежелание оставить эту тему. И если в The Wall Street Journal ее назвали «совестью» современной литературы, то статья в The Daily Dot утверждала, что она известна лишь благодаря своим склокам, которые Daily Telegram назвала «пылкими плевками»[351]. Она слыла «крикливой», ее сетования были «слишком бурными для женщины-писателя», а сама она «утомляла мужчин-редакторов и ученых». В Salon Дэниел Д’Аддарио составил список ее противников, заметив, что недавняя дискуссия с Клэр Мессуд была «не первым случаем, когда Уайнер протолкнула свои доводы, а заодно и кое-что из своих книг, в центр обсуждения»[352].

Заметка в журнале Philadelphia, написанная другой женщиной-автором чиклита, гласила просто: «Дженнифер Уайнер, заткнись»[353]. Даже ее фанаты устали: статья в The Week была озаглавлена «Я люблю Дженнифер Уайнер, но, может, хватит?». Стало очевидно: нападки Уайнер на других женщин «перешли черту»[354].

Уайнер сама признавала, что иногда берет через край: «Каждому хочется верить, что он или она является героем своей истории, – писала она в 2013 году в Salon. – Я не исключение. Я никогда не думала, что могу показаться противной, настырной, крикливой, а не просто уверенной, сражающейся за нечто важное… Случалось ли такое, что мне следовало лучше обдумать слова, подождать (и проверить свой немецкий), прежде чем нажать кнопку «твитнуть», бывало ли, что я писала лишнее про другие книги и их авторов? Да»[355].

Но она назвала причину, по которой оказалась на линии огня: «Если вы не хотите менять текущее положение дел, если вы агент, редактор или автор, которого вполне устраивает, что и под какой обложкой подается, то, конечно, обрушиться с нападками на ту, которая борется за перемены, – это проще, чем опровергнуть ее доводы… А я подставила сложившуюся ситуацию под обстрел»[356].

* * *

В 2013 году Франзен выбрался из своей литературной ниши, чтобы представить сборник эссе австрийского писателя Карла Крауса, который он помогал переводить и издавать и к которому составил аннотацию. Его ничуть не беспокоило, что Уайнер добилась цели в своей кампании. Скорее его раздражало то, как она этого достигла. В подборке, озаглавленной «Что не так в современном мире?», исследовалась работа писателя и мыслителя, а заодно затрагивалось и «уайнеровское самопроталкивание». Он рисует картину творческого мира, где процветают «хвастуны, болтуны, горлопаны и люди, у которых мошна позволяет заказывать себе пятизвездочные рецензии». Он вопрошает: «Но что ждет тех, для кого болтовня, хвастовство и крик – неприемлемые средства, чтобы утвердить себя в обществе?»[357]

Разумеется, Уайнер написала ответ: «Чего не понимает во мне Джонатан Франзен», где привела длинный список писателей, предпочитавших «болтовню и хвастовство тихому упорству», включая Оскара Уайльда и Трумена Капоте. С ее точки зрения, такие слова были сущим лицемерием со стороны человека, который не гнушался пропихивать свои работы. «Со своего привилегированного насеста, – пишет она, – он позволяет себе роскошь выбирать, какая британская газета получит право печатать его 5600 слов осуждения саморекламы, завершающиеся призывом купить его новую книгу»[358].

Корни этой стычки, как и негодование Уайнер из-за обзоров на романы Франзена в Times, уходят в гендерный аспект понимания культуры. Франзен в своем эссе защищает тот тип самопродвижения, который является прерогативой не только состоятельных людей, но и лиц мужского пола. Привилегия выступать с собственными словами и размышлениями редко достается женщинам, независимо от их класса – пусть даже они, как и Уайнер, получают миллионы за свои книги.

Понимание Франзеном идеального автора тоже имеет вековые корни и поддерживается Краусом и другими европейскими интеллектуалами: работа ведется не для денежной прибыли, но ради чистого и возвышенного триумфа разума, который не должен быть запятнан финансами. Беспокоиться о денежном успехе или о количестве читателей – значит причислить себя к мидкульту, а то и к чему похуже. Но для женщин участие в литературном процессе имеет совсем другую движущую силу: для многих, если не для большинства, радость от получения денежной прибыли заключается в том, что они обретают возможность самостоятельно выстраивать свою судьбу, не опираясь на мужчин. Литература для них – это и метафорическая, и финансовая независимость.