Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая

Женщины вошли в литературу с жанром романа, но благодаря интернету им стали доступны все сферы: доски объявлений, блоги, социальные сети открыли дорогу «болтовне» (чем обычно женщины друг с другом и занимаются) и «хвастовству» (а вот от этого стараются предостерегать). Уайнер, ставшая блогером еще раньше, чем многие вообще узнали, что это такое, давно оценила возможности, которые интернет дает таким, как она, и читателям. В отличие от привычной структуры он был куда более демократичен и предлагал разговор, а не лекции. Как подмечает Бет Дрисколл, «для Франзена средства массовой информации – это шумиха, которая врывается в литературное творчество. А еще это механизм для разбавления качества литературы». Он тоскует «по временам, когда врата в мир культуры были скрыты от посторонних глаз, от публичных форумов в интернете, от «Твиттера»[359]. В иерархии, о которой мечтал Франзен, не было места таким, как Уайнер, и ее читателям. Конечно, «Твиттер» и возрастающие претензии Уайнер казались ему «непозволительно мелкими».

Для Уайнер «Твиттер» стал местом, где она могла обратиться к читателям и «напомнить им о своем существовании – нормальное поведение для женщины, которая не может в этом вопросе полагаться на The New York Times»[360]. Там же она подписана на The Bachelor: для нее это, как она пишет в «Голодном сердце», способ «одновременно любить и ненавидеть шоу, где мальчики встречают толпы девочек, отвергают их, а брошенные девочки плачут; а заодно выявлять их узкие стандарты красоты, гетеронормативность, раздражающее однообразие, представления о том, как можно и нельзя проявлять свои желания, об истинной любви и сказочных мечтах, и о том, что такое на самом деле счастливый конец и кто его заслуживает»[361]. Иными словами, Уайнер в резкой и язвительной манере анализирует вроде бы незначительный и феминизированный продукт поп-культуры, выявляя то, что многие женщины могли бы и не заметить.

Именно в «Твиттере» она обрушилась с обвинениями в сексизме на корреспондента The New York Times Эндрю Голдмана, который предположил в интервью с Типпи Хедрен, что та добилась успеха благодаря постели, а сейчас просто озлобилась из-за того, что ничего не смогла добиться другим путем. Это оскорбление повлекло за собой увольнение Голдмана из Times. Уайнер признает, что была бы рада удалить, смягчить или переформулировать иные из твитов: бывало, что ее заносило и она говорила лишнее. Но такова отличительная черта непокорности: выйдя за общепринятые границы, она получила возможность говорить о значимых для женщин целях достаточно громко, чтобы ее услышали.

В конце концов, голос Уайнер, как и давление других мужчин и женщин, в пределах литературного мира и вне его, возымели эффект. В апреле 2013 года главным редактором The Book Review стала женщина, также там открыли раздел, где обсуждалась коммерческая литература, в том числе и книги, написанные женщинами. Ребекка Мид написала об Уайнер статью в The New Yorker. Сама Уайнер стала вести постоянную колонку в Times. Не о книгах, но темы варьируются от «Когда женщины перестанут стремиться к идеальному внешнему виду?» до «Мисс Америка» – мое постыдное пристрастие».

Горластая странная девушка по-своему победила – или, по крайней мере, продемонстрировала, что победа возможна, пусть даже надо приложить больше усилий. После того как в марте 2013 года в обсуждении коммерческой литературы фигурировало только три женщины-автора (из 15 предполагаемых), Уайнер написала редактору: «Может, верно говорит Ривка Галчен: коммерческие книги – вроде чипсов: вкусно, но недолго и не сытно. Но пока книгам, написанным мужчинами, уделяют больше внимания, чем другим, одни чипсы всегда будут равнее прочих»[362].

В июньской статье 2016 года Уайнер сетовала, что не знает, ходить ли на собрание выпускников Принстона: как-никак, Принстон – вотчина Джеффри Евгенидиса, заявлявшего, что он не представляет, чего добивается Пиколт, и альма-матер критика из The Huffington Post, сравнившего коммерческую литературу с супом из пакетика. Но после вечера, на котором вопреки ее опасениям не было никаких проявлений элитарности и снобизма, Уайнер призналась, что, кажется, заразила своей неуверенностью других: «Под конец этого дивного вечера меня постигло мучительное осознание того, что я провела 15 лет, доказывая, что книги вроде моих заслуживают своего места на полке, а ведь возможно, что я сама в это толком не верю. Иначе почему я так упорно пытаюсь переубедить противников и напрягаюсь, когда читатели говорят, что мои книги их успокаивают, развлекают и им становится не так одиноко?»[363]