– Души умерших имеют способность находиться вне времени. Хоть и с сильной привязкой к тому периоду земного бытия, в котором они пребывали в последний раз. Таким образом, они владеют не только информацией о прошлом, но и о будущем. Я никогда не был верующим человеком, до изобретения способа естественного воскрешения. И так и не стал им. Я просто перешел из состояния атеизма в состояние абсолютного знания. Я увидел своими глазами чудо, и оно подтвердило мне существование Бога или высшего разума – как его не назови. Также, я удостоверился в том, что библия и евангелие несут в себе гораздо больше достоверной информации, чем можно было представить. Например, предупреждение о страшном суде, который настигнет человечество. Сколько бы ни было надежд на то, что он не случится на нашем веку, они не оправдались. Наши доверенные ангелы принесли весть о том, что судный день не за горами. А именно – через тридцать лет. Казалось бы – какое им, бессмертным душам, до этого дело? Так вот, оказывается, их бессмертие закончится именно в момент Страшного суда. Потому что он будет настолько страшен, что даже праведным душам не будет спасения. Ибо их практически не останется на свете. Спасти жизнь человека и Земли можно только одним способом – подготовить планету и общество к Страшному суду. Группа людей будущего выторговала у Бога отсрочку. Ведь он милостив и любит нас.
– А почему тогда он не отменил Суд, раз так милостив?
– Оказывается, механизм небесного судопроизводства, немного не такой, каким мы его представляли. Как там говорила Вера?
Пахом, которого я уже было окрестила немым, кашлянул.
– Она сказала, что весь трагизм Страшного Суда в том, что душа каждого человека просветится светом Божества, и этот свет выявит все самые потаенные дела, чувства, мысли, эмоции и желания, которые скопились в сердце человека. И тогда он сам прыгнет в огненный котел небытия. Так и закончится жизнь человечества. А Господь вернется к изначальному замыслу, который был прерван вмешательством сатаны и падением человека.
Он снова замолк, как будто выговорил свою норму слов за день. Я вдруг поняла, что по жизни мне очень импонируют молчаливые люди. Правда, не всегда это заканчивалось хорошо. Жан был молчалив. Про Влада и Павла такого не скажешь. А вот Алекс – тоже немногословен. Он – отличный слушатель.
От монолога Фишера мне уже давно было дурно. Но вот он как раз не собирался останавливаться.
– Таким образом, у людей будущего, которые, помимо всего прочего, изобрели портал для перемещения во времени, было тридцать лет на то, чтобы взрастить светлое поколение, которое воздержится от прыганья в котел. Для этого им и понадобились наши дети с чистыми душами и незамутненными умами.
– Почему именно наши?
– Оптимально. Через тридцать лет это будут люди полные сил возраста Христа или около того. Раньше – они бы получили слишком взрослых спасителей. Позже – с каждым годом качество населения портилось. Они и в наших детях были не слишком уверены.
– Спасители, – эхом повторила я. – Вот, значит, что имел в виду вчерашний вторженец. Он – спаситель человечества.
– И да и нет. Основную миссию он и дети, выросшие в некоем параллельном мире, вроде как выполнили. Апокалипсис отступил. Может, суд перенесли, не знаю. Но они вернулись не просто так. Они хотят спасти кого-то еще. Но об этом они расскажут вам сами.
– То есть, мои дети сейчас на тридцать лет старше и живут в будущем?
– Да.
– А Влад.
– Три года назад, когда люди будущего впервые пришли из временного портала, чтобы прощупать почву, Влад еще думал, что умирает. Они предложили ему пойти с ними в будущее. Все эти люди были обречены на тридцать лет в межвременном пространстве, как и все дети, которые там же взрослели, набирались светлого знания, учились жить правильно, не гневя Бога и не обременяя свою душу никаким пороком.
Я не знаю, как скоро Влад догадался, что на самом деле не умирает. Но на тот момент обратного пути не было. Думаю, он прожил долгую жизнь на перевалочной базе между прошлым и будущим, и, возможно, до сих пор здравствует в обществе лучшего поколения, когда-либо живущего на Земле.
– В таком случае получается, что он был с детьми все эти годы? С нашими детьми? – голос мой дрогнул. Но даже не столько от недоумения, сколько от злости и обиды.
– О, не знаю! Там было слишком много народу. Миллионы. Вы же сами знаете.
– Что мне делать со всей этой информацией?
– Ничего. Спасители придут к вам с предложением. Раз они заговорили с вами однажды, значит, вернутся. Они бы не стали говорить с кем попало. Верно, Пахом.
Тот кивнул.
– Тогда я пойду.
– Конечно. С вас довольно на сегодня. У меня будет к вам только одна просьба. Вернее, предостережение. Ни ваш спутник, ни одна другая живая душа не должна знать об этом разговоре. Вы можете придумать что угодно, но ни слова о том, что вам стало известно. Это знание не для всех.
– Не беспокойтесь.
Я встала.
Пахом вызвался меня проводить. В некотором роде я была благодарна ему за то, что это сделал именно он, и мне не пришлось слушать Фишера ни минутой дольше.