Сливовый календарь любви

Но мы отвлеклись. Тобэй и O-Ёси, оказавшись лицом к лицу через столько лет, все еще чувствуют некоторую неловкость. Великую радость и в то же время смущение, испытываемые O-Ёси, трудно выразить словами, и ей нечем доказать, что семь лет она была верна Тобэю. Она лишь плачет и плачет.

Чем же закончится эта сцена?

Это вы узнаете, прочтя главу семнадцатую.

Свиток девятый

Глава семнадцатая

Расправились морщинки
                            меж бровями,
Лицо улыбкой расцвело,
                            тревоги – прочь!
Цветок раскрылся,
Нет его прекрасней
В весенней изумрудной дымке
Нераспустившихся бутонов.

Тобэй, обняв О-Ёси, гладит ее по спине.

Тобэй. Ну, полно! Хоть и не ведая того, я заставил тебя жестоко страдать. Но ведь теперь мы уже нашли друг друга. И если позволительно мне просить тебя, то поверь – отныне все будет хорошо!

O-Ёси. Я очень счастлива, что вы говорите мне эти ласковые слова, но ведь мужчины – все мужчины, не только вы – непостоянны в своих привязанностях… Теперь заботы на сердце станет еще больше, чем прежде, и мне тревожно.

Тобэй. Но отчего же, отчего ты во мне сомневаешься?

O-Ёси. Отчего? Хранить вам верность всю жизнь, даже если мы больше никогда не встретимся, решила я сама, такое уж у меня сердце – до самой глубины прониклось оно вашей добротой. «Пусть хоть в будущей жизни, но только он…» – так думала я и неуклонно следовала своему решению, с утра до вечера трудилась, терпела лишения, была по-мужски тверда и отважна. А вы в это самое время, забыв обо мне, сблизились с госпожой Коноито из «Каракотоя»… Сестрица О-Тё мне рассказала. Да, я понимаю, что для репутации мужчины это не пустое – иметь любовницу-гейшу, покупать самых дорогих ойран… Но вы не преминули удостоить вашей ласки и внимания даже О-Тё, которую случайно встретили после долгого перерыва!

В это время служанки и мальчики из гостиницы «Хираива» вносят три больших короба. Они выставляют принесенное на кухне и, откланявшись, уходят.

Ой! Чего тут только нет! Скорее бы О-Тё вернулась. (Приведя кухню в некоторый порядок, она вновь ложится в постель, обессиленная.)

Тобэй. Это приходили из «Хираива»? Если бы знал, я бы сам все прибрал… Я думал, ты в туалетную… Надо было приказать им что-то сделать?

O-Ёси. Да нет, сейчас уже девочка придет…

Тобэй. Я про другое. Может, надо было велеть им приготовить твой любимый суп со взбитыми яйцами? A-а? Каково! Ты говоришь, что мужчины лишены чувств, а я вот помню даже, что тебе нравится или не нравится из еды, хотя мы любили и были вместе всего лишь три дня, и то семь лет назад. Что ты на это скажешь? «Ветреник», «бесчувственный»?

Очарование О-Ёси – улыбающейся, с лицом, залитым счастливыми слезами, – превосходит сейчас красоту Коноито, Ёнэхати или О-Тё. Тобэй обнимает О-Ёси.

Я ведь не знал, что ты здесь, и очень тосковал. А Коноито чем-то на тебя похожа… По правде говоря, это не было глубокое чувство, просто в то время мне нужно было развеяться. А заботы о гейше Ёнэхати я взял на себя по одной важной, но тайной причине, о которой сейчас не могу говорить. Дай-ка хорошенько взглянуть на тебя! Ты так похудела, бедная…

О-Ёси. Доктор говорит, что вся эта хворь – только от переживаний. Он сказал, что полезно время от времени красиво причесаться, принять ванну… И вот через каждые два-три дня я кое-как бреду в купальню, опираясь о плечо О-Тё. Обессилела так, что самой неприятно, – еле хожу!

Тобэй. Понятно, почему при своем тяжелом недуге ты мне показалась чересчур красивой! На тебе же ни пятнышка грязи! Не будь ты больная – я бы тебя так просто не отпустил.

Тобэй говорит все это смеясь, а О-Ёси, пристально взглянув на него, вдруг с трепетом приникает к коленям Тобэя, подняв к нему зардевшееся лицо.

О-Ёси. Теперь я могу умереть!

Тобэй. Ты замерзла под этим тонким покрывалом! (Укрывает ее одеялом.) Мне тоже что-то зябко… (Накрывает тем же одеялом и себя.)