Сливовый календарь любви

O-Ёси. Нет, что вы! Сегодня я уже гораздо лучше себя чувствую. Прошу вас, не стесняйтесь, пройдите сюда! Простите, что не встречаю вас как полагается… Здесь такой беспорядок! О-Тё, дорогая, приготовь поскорее чай!

Тобэй. Нет-нет, ради меня не беспокойтесь, пожалуйста! (С этими словами он заходит в комнату О-Ёси.) Еще раз прошу прощения…

Садится, однако ему предлагают другое место, в почетном углу, и в этот момент хозяйка и гость обмениваются взглядами. На лицах обоих – изумление, они не верят глазам. O-Ёси вдруг заливается слезами, прижимая руки к груди. На нее это совсем не похоже.

O-Ёси. Конечно, это вы! Семь лет назад, по пути из Нариты, вы остановились в гостинице «Цутия» в Сакуре…

Тобэй. Да, так и было! Дождь заточил меня в одной из верхних комнат гостиницы, и я попросил, чтобы прислали кого-нибудь для компании за рюмкой. Только вот для вас это плохо обернулось…

O-Ёси. А для вас! Новому человеку – столкнуться со скандалом! Ссора из-за ревности к успеху чужака у гейши… Я тогда подумала, что вы рассердились на меня из-за того, что ваше имя станут впредь поминать в связи с какой-то бродячей певичкой, которая и сама-то себя стыдится. Поэтому я пошла принести вам свои извинения и… Это была судьба!

Тобэй. А я, когда они вломились, подумал только: странная запальчивость! Но сердце мое все же не из дерева или бамбука – я ввязался в ссору, не предполагая, чем все кончится…

O-Ёси. Я так надеялась, что мы снова встретимся в Эдо, как вы говорили… После того свидания я стала стыдиться своей напускной бойкости, а вернувшись из скитаний домой, отложила сямисэн и научилась делать женские прически. Все потому, что думала: вдруг встречу вас! Не могла я больше порхать по жизни, не могла, чтобы люди свысока смотрели на мое ремесло. И уж тем более претило угождать мужским прихотям. Но прошу вас, не подумайте, что я чересчур превозношу свое целомудрие!

Открывшись Тобэю, O-Ёси смотрит на него полными слез глазами, она смущена. Однако ее молчание говорит ему больше, чем любые слова. О, сердцу его знаком этот тонкий, изысканный аромат зрелого чувства…

Тобэй. Я чувствую себя так, как будто все это сон… Когда мы повстречались в Сакуре, вам было как раз девятнадцать. Несчастливый для женщины год[44] – и вот вы пустились в паломничество. В гостинице мне сказали, что вы вместе с вашим батюшкой направляетесь в храмы Нариты и ищете способ заработать, чтобы оплатить дорожные расходы. От этих слов так и повеяло – «ветреница»! Однако, сверх ожидания, я не встретил чего-либо похожего на развязность, напротив: подлинный талант, прекрасная внешность, умение себя держать…

Довольная похвалой, О-Ёси весело смеется.

O-Ёси. Не желаю слышать! Семь лет назад я поверила этим сладким речам – и вот, до сего дня храню вам верность… Быть может, для вас этот подарок – лишняя обуза, тогда простите меня, прошу вас!

То, что она говорит и делает, совершенно не похоже на прежнюю O-Ёси, которую мы встретили в начале повести. Таково уж женское сердце: в этом мире нет женщин добрых или злых, сильных или слабых – все переменчиво. Каков ее мужчина – такой становится и женщина. Белозубая молодка[45] бывает блеклой, а женщина в годах и по натуре скромная – яркой и броской. Ведь это ради мужчины они так меняются. И тот, кто со стороны судит, мол, эта женщина – порочна, эта – добродетельна, ничего не знает о любви.