Прежде всего сюжет «Сливового календаря любви» носит на себе следы условности, свойственной пьесам о-иэ моно
(«о благородном семействе»). Эти пьесы рассказывали о конфликте между представителями могущественного самурайского клана из-за наследования титула или семейной реликвии, символизирующей высокий статус обладателя (такими реликвиями могли быть буддийские святыни, оружие, чайная утварь). Верные слуги законного наследника, обычно доверчивого и нерешительного, преодолевая всевозможные препятствия, побеждали козни злодея, утверждая разумность и справедливость мироустройства.Главный мужской персонаж «Сливового календаря любви» Тандзиро соответствует амплуа «законного наследника», а роль «верного слуги» отводится купцу Тобэю, который через гейшу Ёнэхати поддерживает Тандзиро деньгами и помогает его вхождению в дом настоящего отца, князя Хандзавы Рокуро Нарикиё. Сохранен и мотив украденной реликвии (старинная чайная чашка работы знаменитого мастера), и пришедший из пьес о-иэ моно
обычай использовать имена знатных самураев XII века (Хандзава, Хонда, Кадзивара и др.).Пьесы сэва моно
(«о жизни купечества»), в которых рассказывалось о любви гостя веселых кварталов и прекрасной девы веселья, также оставили след в повести Тамэнаги Сюнсуя.Наиболее традиционны два главных мужских персонажа, Тандзиро и Тобэй. Тандзиро – это не только «молодой наследник», но и иро отоко
(«любовник»). В бытовых драмах сэва моно любовник традиционно изображался слабым, нерешительным, доверчивым и подкупающе искренним. Главным его достоинством считалась импульсивность, готовность подчинить разум чувству. Таков и Тандзиро в «Сливовом календаре». Что же касается купца Тобэя, то этот персонаж соединяет в себе черты цу – знатока веселых кварталов из книг жанра сярэбон, а также процветающего, благополучного и положительного горожанина из бытовых драм.Идеал цу
(«знаток») претерпел эволюцию уже по мере развития жанра сярэбон, и на смену знатокам приятных манер, модных словечек и тонкостей этикета пришли знатоки и ценители «истинных чувств», внимательные к женщинам и способные их понять. В тексте «Сливового календаря» у Тобэя есть следующая реплика: «У меня странное чувство – будто я Тобэй из книги „Тацуми Фугэн“. Тем более что у нас даже имена одинаковые. Как и он, я трачу деньги, а в ответ получаю лишь презрение, и про меня тоже, как и про него, говорят, что я не способен понять сердце женщины…»Речь идет о книге сярэбон,
которая вышла в 1798 году, а автором ее был Сикитэй Самба, учитель Тамэнаги Сюнсуя. Но если учитель в своей книге изображал мир гейш Фукагавы и их гостей прежде всего сатирически, то ученик Тамэнага Сюнсуй изображал их сочувственно.
Каковы же героини «Сливового календаря» и какими средствами автор передает их чувства?
Каждая из них идет по жизни одним из доступных для «самостоятельных женщин» того времени путей: ойран
веселого квартала Ёсивара, гейша в Фукагаве, парикмахерша и сказительница. Одновременно героини Сюнсуя олицетворяют собой разные возрастные этапы в жизни женщины. Каждая из героинь наделена индивидуальными чертами, причем Тамэнага Сюнсуй попытался показать женские характеры в развитии: взросление О-Тё и перерождение О-Ёси под действием любви.Героини Сюнсуя преданы своим избранникам, искренни, сострадательны и весьма деятельны. За свою любовь они готовы бороться, и им совсем не чуждо чувство ревности. Героини «Сливового календаря» не требуют от мужчины верности, но боятся потерять любимого, что, впрочем, не исключает сочувственного отношения к сопернице.
О чувствах и переживаниях героинь «Сливового календаря» читатель узнает как от них самих (монологи), так и опосредованно, через реакцию других персонажей. Кроме того, автор характеризует душевное состояние своих героев в кратких ремарках и создает соответствующий пейзажный фон, а также вводит в повествование стихи, трехстишия хайку
и пятистишия танка. Однако наиболее интересно, на наш взгляд, следить за оттенками чувств, впрямую не названных, но проявляющихся постепенно в ходе диалогов (главы седьмая, тринадцатая, пятнадцатая).Все героини «Сливового календаря» являют собою образец хорошего вкуса, и автор не жалеет красок для описания их нарядов, точно указывая и расцветки, и фактуру тканей. А вот лиц мы представить себе не можем. Автор ограничивается сравнением лица с цветком или луной пятнадцатого дня. Конкретность в описании внешности разрушила бы идеализированные, романтические образы героинь.
В повести Тамэнаги Сюнсуя идеальное и реальное мирно сосуществуют. Это касается и фона повествования, и сюжета, и героев. Соответственно и язык повести неоднороден.