Сломанная головоломка

Как раз перед этим он закончил самое гадкое (в прямом и переносном смысле этого слова) дело изо всех, которыми ему когда-либо довелось заниматься. И понял, сдав, наконец, в городскую прокуратуру все собранные материалы (вскрывающие преступный сговор владельцев кооперативных буфетов и платных туалетов на Киевском вокзале), что, не передохнув, не вырвавшись из этого болота — просто сойдет с ума.

Тут странная — и ослепительно красивая, после той мерзости, которой Семен Семенович только что занимался — идея — шаг за шагом вычислить и обезвредить самого мерзкого человека — и пришла ему в голову.

Дело было вечером — тихим, ясным, не по-осеннему теплым. Семен Семенович, сидя с трубочкой на крылечке своего агентства, написал на новенькой папке четыре слова: ОПЕРАЦИЯ «ОХОТА НА ДЬЯВОЛА».

Отправной точкой мог стать кто угодно. И Семен Семенович, задумчиво глядя как несет в далекий океан свои мутные воды река Яуза, начал с самого себя.

Перебрав в памяти всех мерзавцев, прошедших через его руки за долгие годы службы в московском уголовном розыске, он понял, кого нужно разыскать. Еще в начале восьмидесятых Семен Семенович вел дело Ваньки (Ивана) Сидорова, по кличке Долбень — мошенника-рецидивиста с большим стажем. Типа совершенно аморального. И так уж сразу Семену Семеновичу повезло, что сейчас этот Сидоров был на свободе. И жил, кстати, неподалеку от дома Семена Семеновича — в Бибирево.

Уже на следующий день, около семи часов вечера, Семен Семенович с бутылкой волки в кармане позвонил в знакомую дверь.

— Здорово, — успев вставить ногу в щель приоткрывшейся двери, засмеялся Семен Семенович, — Долбень! Вижу, не ждал. Не тревожься ты так! Дело есть… Ногу-то отпусти?..

Долбень медленно отошел от двери.

Операция «Охота на дьявола» началась.

Семен Семенович прошел на кухню, поставил бутылку на стол и сказал: Поговорить, Ваня, с тобой надо.

Долбень молча сел на табуретку, хмуро закурил.

— Сразу скажу, чтоб тебя не стошнило, — улыбнулся Семен Семенович. Из ментов меня поперли.

Долбень недоверчиво вскинул брови, помолчал и, наконец, злорадно улыбнулся.

— Это первый повод выпить. За это, думаю, не откажешься?.. — и Семен Семенович сковырнул пробку. Долбень подумал, пошарил под столом и достал два стакана.

— Второй повод, — когда они, не чокаясь, выпили, сказал Семен Семенович, — то дело с которым я к тебе пришел. За его успех ты тоже выпить, поверь мне, не откажешься. Что за дело? Рассказываю…

И Семен Семенович опять взял бутылку.

Через полчаса Ванька полез куда-то под шкаф — уже за своей.

— Да. Был один гад, — выпив и хорошо подумав, сказал он наконец. Он — оскорбил меня. И не просто оскорбил, а еще обманул и унизил. Влез в душу и подло смешал с дерьмом!.. — его щеки задрожали, толстое небритое лицо налилось кровью, брови сдвинулись, — Ящуром его звали, — скрипнув зубами, выдавил он. — Ящуром. — и, заплакав вдруг от бессилия, сжав кулаки, прошептал: — Найди его, Семеныч! Найди!.. Я тебе век буду обязан.

Первый этап операции прошел успешно.

Чтобы поехать в Караганду, где еще отбывал свой срок названный Долбнем Ящур, Семен Семенович закрыл на неделю свое агентство.

Он поговорил с Ящуром через проволочную сетку, в комнате свиданий. Клички в зонах дают не зря. Ящур (в миру Федор Макарович Червонцев) оказался страшным низеньким горбуном со складчатым, изъеденным язвами, мертвенно-бледным лицом.

Свидание Семену Семеновичу разрешили очень короткое, всего полчаса. Поэтому он, ничего не скрывая, честно рассказал Федору Макаровичу о цели своего визита. И пообещал ему, что, если найдет того, кого укажет ему Ящур, то обязательно сообщит Ящуру как и где этого человека можно будет отыскать — рассчитаться за все…

Ящур долго думал. Тусклая пыльная лампочка тихонько покачивалась на сквозняке. Что-то прошуршало в подполе. Яшур тихонько рыгнул, нервно почесал в паху, прищурив водянистые глазки, взглянул на Семена Семеновича.

— Пол-Пот! — хрипло произнес он. Слово гулко прозвучало в тесной голой камере. Ящур испугано вздрогнул. Его глаза округлились (как может происходить от резкой боли…), левая щека два раза дернулась. Он встал и, еще раз повторив:

— Пол-Пот! — стал злобно колотить в дверь. Его увели.

Чтобы найти этого загадочного Пол-Пота Семену Семеновичу потребовалось два месяца — ровно шестьдесят один день. И он едва не опоздал. Еще час, и так удачно начавшаяся цепочка могла оборваться.

Пол-Пот — маленький, худенький, покрытый с головы до ног татуировками татарин, сожравший, по слухам, когда-то свою трехлетнюю дочь и старухумать, с трудом понял Семена Семеновича. Но после того, как ему поменяли капельницу, он вдруг попросил, чтобы Семена Семеновича — совсем уже было отчаявшегося — опять позвали в палату.

С трудом открыв глаза, Пол-Пот растянул тонкие, иссушенные жаром губы в нечто, изображающее надменную улыбку, и прошептал:

— Я помню… Хорошо его помню… Только убивай его не быстро… Долго!..

Корчась, то ли от боли, то ли от ненависти, он выдавил:

— Степан… Трофимович… Баркасов… — и умер. Потрясенный Семен Семенович закрыл Пол-Поту глаза.