Сломанная головоломка

— В общих чертах… Можно так сказать. Если муж при этом ощущает, что он тот самый недотепа…

— Не важно. Суть — схвачена. Любой, самый безобидный, поступок (забыл имя! подумаешь! пустяк!) может быть объяснен. Особенно это касается тех поступков, которые… э… своей совокупностью… образуют картину психического заболевания, нервного расстройства — в общем, какой-то аномалии. Так? Юнг тоже выявляет причины таких психических отклонений. Но если Фрейд, как эмпирик, ищет причины отклонений поведения человека, то Юнг — ищет причины разлада не в поведении, а в мыслях человека.

— Ну нет, ну ты совсем! Фрейд ведь… — Степан Самойлович всплеснул руками.

— Подожди. Я намеренно упрощаю твоего Фрейда, так легче объяснить Паше Юнга! — Зоя опять повернулась к Паше, Мишеньке, Юрию. — Если человек, к примеру, испытывает ужас перед замкнутым пространством, то Фрейд объяснит это ему, в конце концов, тем, что в детстве, когда этот человек влюбился в мать, та надолго бросила его одного в узкой кроватке и он испугался, что мать исчезнет навсегда. Боится он этого, оставаясь один, и теперь. Юнг эту же фобию может объяснить иначе: тесное пространство, обступающее человека со всех сторон — враг, от которого некуда скрыться, который повсюду вокруг. Причем, враг бездушный, неживой, подобный страшной машине. В тесном помещении человек остается как бы один на один с целым злобным, враждебным, неживым миром. В психике этого человека, таким образом, господствует архетип врага.

Степан Самойлович с трудом сдерживал несогласие, взмахивал то и дело руками, закатывал глаза — но, все-таки, молчал.

— Это, — продолжала Зоя, — пример объяснения крайнего случая, фобии. Но точно так же объясняется и любое человеческое переживание! За каждой мыслью, каждым поступком человека скрываются определенные мифологические образы, проявления базовых архетипов…

— Меня одолевает архетип, выражаемый мифологемой «Заблудился! Не знаю куда идти!» — в смысле: хватит языком молоть, — сказал Мишенька. — Я больше не могу! — он встал и опять ушел.

— А меня, — встал Паша, — архетип, выражаемый мифологемой «Чистота, очищение». Да, Зоя? В смысле — я пошел поссать.

Он тоже, шатаясь, ушел. Юра закрыл глаза, почувствовал вдруг запах волос Ларисы, все еще лежавшей головой на его плече. Потом услышал голос Степана Самойловича:

— Я думаю, ты понимаешь…

— Извини, Степа, я специально все так упрощала! — ответила Зоя. Какая им разница? Почувствуют Юнга — и хорошо. Потом уже в тонкостях разберутся.

Юра открыл глаза. Степан Самойлович, Зоя и Сережа чокались бокалами.

«Без меня, гады…» Закрыв глаза, он опять принюхался к запаху волос Ларисы.

— Самое лучшее, что лично я нашел в Юнге, — сказал Степан Самойлович, — это, конечно, понятие коллективного бессознательного, но еще, самое-самое лучшее — термин «нуминозное».

— А это что? — раздался голос Паши. «О господи! Я больше этого не вынесу!» — Юре захотелось вскочить и выбежать из комнаты. Но для этого пришлось бы потревожить Ларису. Юра остался.

— Нуминозное, — сказала Зоя, — это и есть то, что нас за руку, язык, мысли дергает. Некоторые называют это богом. Это все, что не есть сам человек, что вне его личности, самосознания, воли, но что при этом, на эту личность постоянно влияет, воздействует.

«Сейчас это нуминозное вывернет им на стол все, что я сегодня съел. Все их отравленные грибы. Я сам не хочу этого, а нуминозное — вывернет! Еще иначе: сблевнем, с божьей помощью!..» Пришлось встать (Лариса еще сильнее поджала ноги, пропуская Юру) и, по стеночке, потом — ухватившись за шкаф, выйти.

Стало чуть легче.

Шатаясь он побрел из туалета обратно. Мимо прошла Зоя. У вешалки раздевалась вернувшаяся, наконец, Лена.

— Ты вернулась! — закричал Юра. Они обнялись.

— А ты, похоже, времени не терял. Фу. Пьянь.

— Да, пьянь, — проворчал Юра. — А вот ты где была?

— Да так. Ерунда, не важно. Пойдем! Они вернулись в комнату.

— Экий интим тут устроили, — удивилась Лена. — И серьезные все какие… Что это с вами?

— С нами как раз ничего. Ты вот — куда моталась? — спросил Степан Самойлович.

— Да отстаньте вы! По делам.

— Ну, удачно? Это самое главное, чтоб удачно, — бодро сказал Мишенька.

— Удачно, удачно… — огрызнулась Лена. Зоя почему-то засмеялась. Дура, — обиделась на нее Лена.

— Штрафную! — сказал Мишенька, открывая новую бутылку.

— А можно и две, — порекомендовал Паша. — Пей! И после первой — не смей закусывать! Смотри мне!

— Отвяжитесь, — Лена выпила водку, потянулась к грибам.

— Осторожно! — хором сказали Мишенька и Паша.

— Они ядовитые… — тихо объяснил Юра. — Я уже ходил блевать. Вдруг он заметил, что за столом нет Ларисы. Ушла к своим — как их? — кажется, Костя и Илья… Они сидели теперь там втроем прямо на полу, Лариса смеялась, Костя, размахивая руками, рассказывал ей что-то негромко. Потом, еще тише, стала говорить что-то Лариса.«…Фрейдисты…» — разобрал Юра. Теперь они захохотали уже втроем. Юра разозлился.

— …Ну хорошо, любой удлиненный предмет — фаллический символ, говорил Паша Степану Самойловичу, тот кивал. Зоя шепталась о чем-то с Сережей.