Сломанная головоломка

— И все это называется «играть в съезд», да? — засмеялся Семен Семенович. — Ох, хорошо! И вправду, что в мире творится, а, Михаил Сергеевич? «Кто за то, что скамейка?..» — говоришь?.. Философы, тудыть их! Нет, ну что в мире-то творится, а?.. — он засмеялся.

— А я про что!.. — мрачно согласился Михаил Сергеевич. Шурик, посмеиваясь, чистил рыбку.

— Детский сад!.. — задумчиво сказал Семен Семенович. — Нет, детский сад это не хухры-мухры! — и, вспомнив вдруг что-то, опять улыбнулся. — А какое у меня было дело с детским садиком!.. Красивое, ух!.. Прямо в учебник по криминалистике вставляй.

При слове «дело» Шурик внезапно — будто вспомнив что-то очень важное! — замер с недочищенной рыбкой в руках.

— Что, манку воровали? — пошутил Михаил Сергеевич.

— Да нет, куда круче…

— Семен Семенович! — сказал ставший вдруг очень серьезным Шурик. Вы сказали «дело», и я вспомнил… Очень давно хотел вас об одном одолжении попросить.

Обгрызая рыбий хвост, Семен Семенович взглянул на Шурика и вопросительно поднял брови.

Шурик нагнулся, быстро достал из-под стола полиэтиленовый пакет с надписью «Год Лошади», вынул из него обтрепанную общую тетрадь в сером переплете, перелистал ее, нашел какое-то место, внимательно прочел несколько строк и опять посмотрел на Семена Семеновича.

— Вы знаете, я работу одну пишу… — сказал он.

— Как называется? — поинтересовался Михаил Сергеевич.

— «Апология рационализма», — внятно, по буквам, произнес Шурик. Понял, да? — Михаил Сергеевич смутился. Семен Семенович, услышав название работы, подавился кусочком рыбки и закашлялся.

— Так вот. Как бы попонятнее сказать-то? Рассматривая в общем виде каркас произвольного эвристического рассуждения… это, впрочем, не важно… в общем, я вышел на одну проблему: проблему полноты пространства версий…

— Семен Семенович и Михаил Сергеевич переглянулись. — Сейчас все объясню! — заторопился Шурик, — у меня здесь все на простых- простых примерах! Правда! Вы не бойтесь! Поясняю… — Шурик быстро отхлебнул глоток пива. — Кстати, пример из реальной жизни. У нас на заводе несколько лет назад дело было.

Михаил Сергеевич и Семен Семенович кивнули.

— Дело очень простое. Поперли у нас из сейфа партвзносы, — начал Шурик. — Довольно большие деньги. Ясное дело — шум, переполох, приехал следователь. Изучил обстановку и пошел копать — составил список подозреваемых и начал их вызывать по очереди: всех, знавших о сейфе, сроках сдачи денег, тех, кто, так или иначе, имел доступ к ключам, тех, кто мог на своем оборудовании сделать копии по слепкам — ясно было, что спер деньги кто-то свой, завод оборонный, пропускная система. Список был очень хороший — наметил этот мужик, вроде бы, все возможные версии, например, не забыл даже электриков, которые в кабинете секретаря парткома лампочки два раза меняли. Заставил каждого подозреваемого расписать по минутам тот день, когда деньги пропали; особенно изматывал троих подозрительных ребят из четвертого цеха — там станки стоят, на которых копию с ключа за минуту сделать можно… В общем, работал мужик, как зверь, на совесть. И стукачей к своим подозреваемым подсылал, ну все как положено. Измотался весь.

И вдруг — бабах! — второй раз сейф вычистили!

Новые взносы собрали, в сейф положили — и как не бывало! Прежнего секретаря парткома, седенького такого, старого большевичка, сразу, тогда еще, после первой кражи, из партии поперли; теперь новый секретарь партбилет положил! Следователь похудел, осунулся, круги под глазами… Скандал колоссальный!

В общем, долго рассказывать как все это раскручивалось. Сразу скажу, что следователь — от умственного перенапряжения, наверное — стал совершать безумные поступки… После того, как в сейф положили новые тыщи, он лично взял пистолет, спрятался за портьерой, простоял там часа четыре и — не поверите! — в дырочку увидел-таки того, кто опять, в третий раз, попытался спереть деньги! Клянусь, так и было!

— Здорово! — сказал Михаил Сергеевич.

— Но что особенно важно, — продолжил Шурик, — так это то, что именно этот-то человек — единственный, из тех, о ком точно было известно, что он имел доступ к сейфу, — Шурик сделал многозначительную паузу, отсутствовал у следователя в списке подозреваемых.

— А почему? Потому, что следователю, настоящему коммунисту, не карьеристу, а действительно идейному…

— Бывали такие, — кивнул, внимательно слушавший все это время, Семен Семенович…

— … ему, — продолжил Шурик, — просто в голову не могла прийти, Шурик стукнул себя по лбу, — такая чудовищная мысль, что партвзносы экспроприировал тот самый старичок-большевичок, о котором я уже говорил секретарь парткома. Он тогда вроде спутался с какими-то антикоммунистамидемократами, не помню уж, время, сами помните, тогда сложное было, — Шурик отхлебнул пива. — Впрочем, это сейчас совершенно не важно: для чего я, собственно, все рассказываю? Понимаете?

Семен Семенович и Михаил Сергеевич смотрели на Шурика.