Слова

Мы сами блестящие,
Одежды на нас белые,
Мы твердо идем вперед,
Почему же люди не бедные
С взором горестным говорят,
Что не так все идет.

Историю России писали радонежской краской,

Кликуши кричат, — прошлое не тронь!
А прошлое обнажается, и виден обман и кровь.
Вот и сейчас достают радонежскую краску,
И мажут ею настоящее понятно по чьей воле,
Воинственно кликуши кричат: Готовсь к
Куликову полю!

Если кто-то не так подумал

И высказал это в слове,
Агрессивные крики звучат:
— Пятая колонна! Изведем ее поголовье!

Вопросы будут решать спортсмены и байкеры,

Мозги которых отбиты в драках,
Аргументы их — кулак и бита,
Остальные будут ходить в дураках.

Страна насыщена сумерками,

Отравлена каким-то зельем,
Кажется, мы опускаемся в средневековое
подземье.

Давай посидим спокойно

Давай спокойно посидим
Покамест мы совсем не поседели,
Взор свой направим в дальние дали,
Мы так давно не молчали.
В молчанье уйдет бес печали,
Давай посидим без печали,
Не будем будить тишину,
Чтобы черти ничего не забрали,
Чтобы истину познали одну:
— Чем наше дыхание становится тише,
Тем более дыхание Бога услышим.

«В душе соединяются в купе…»

Когда меня не будет, наверное, за столом
или еще где, может, вспомнят обо мне,
скажет кто-нибудь раздумчиво: «Был он парень
странный
и не совсем в себе, стихи писал рваные,
и не совсем лоялен был к стране».
Скажу пока могу: «Время другое,
нельзя, как Есенин, душегрейку разрывая вдруг,
прокричать на всю округу: «Я люблю тебя, Русь!»
Любовь глубинная, тихая, в туне принимаются
когда противоречия,
и в душе соединяются в купе
Вера, Надежда и Боль, и не нужны тогда,
Историко-истерические речи».

Моги

Лишь только раздвинулись ноги,
В обрамлении черном, светлом иль без,
Появилась галантная Моги,
— Никого нельзя оставлять без надежд,
Могу я дать или не дать,
Смысла искать? Какой вам в этом толк?
Главное, чтобы я горела и плыла
И выделялся жизни сок.
А арифметика проста, и свой ты уд не три —
— Там, где было двое — будет вскоре три.
О, боги, все может Моги,
Если захочет раздвинуть ноги.
Когда я по-французски ни бе ни ме,
Мне хочется послать, але к Курбье.

«Не поделиться, не разделиться…»

Самая большая моя горесть,
Может, это дьявола заволокая тень
В непонятных одеждах, как горец,
Я хотел собственный показать свой день.
Вон он — это мое открытие!
Радостью хочу поделиться, смотрите!
Но вижу застегнуты лица,
Не поделиться, не разделиться.

Поэзия, как конь…