Смиреніе есть нѣкая таинственная сила, которую, по совершеніи всего Божественнаго житія, воспріемлютъ совершенные святые. И не иначе, какъ только однимъ совершеннымъ въ добродѣтели, сила сія дается силою благодати, поскольку они естествомъ могутъ принять по опредѣленію Божію: потому что добродѣтель сія заключаетъ въ себѣ все. Поэтому не всякаго {236} человѣка, кто бы онъ ни былъ, можно почитать смиренномудрымъ, но однихъ сподобившихся сего, сказаннаго нами, чина.
Не всякій, кто по природѣ скроменъ и безмолвенъ, или благоразуменъ, или кротокъ, достигъ уже степени смиренномудрія. Но истинно смиренномудръ тотъ, кто имѣетъ въ сокровенности нѣчто достойное гордости, но не гордится и въ помыслѣ своемъ вмѣняетъ это въ прахъ. Да и того, кто смиряется при воспоминаніи грѣхопаденій и проступковъ и памятуетъ оные, пока не сокрушится сердце его, и умъ его при воспоминаніи о нихъ, не снизойдетъ съ высоты горделивыхъ мыслей, — хотя и сіе похвально — не назовемъ смиренномудрымъ, потому что есть еще въ немъ горделивый помыслъ, и не пріобрѣлъ онъ смиренія, а только ухищряется приблизить его къ себѣ. И хотя, какъ сказалъ я, и сіе похвально, однакоже смиреніе еще не принадлежитъ ему; желаетъ онъ только смиренія, но смиренія нѣтъ у него. Совершенно же смиренномудръ тотъ, кто не имѣетъ нужды мудрованіемъ своимъ изобрѣтать способы быть смиренномудрымъ, но во всемъ этомъ совершенно и естественно имѣетъ смиреніе безъ труда; и хотя пріялъ онъ въ себя нѣкое дарованіе великое и превышающее всю тварь и природу, но на себя смотритъ, какъ на грѣшника, на человѣка, ничего не значащаго, и презрѣннаго въ собственныхъ своихъ глазахъ; и хотя вошелъ онъ въ тайны всѣхъ духовныхъ существъ и во всей полнотѣ совершенъ сталъ въ мудрости всей твари, самъ себя признаетъ ничего не значащимъ. И этотъ, не ухищренно, но безъ принужденія таковъ въ сердцѣ своемъ.
Возможно ли человѣку содѣлаться такимъ, и по природѣ такъ измѣнить себя, или нѣтъ?
Итакъ, не сомневайся, что пріятая человѣкомъ сила таинствъ совершаетъ въ немъ это, во всякой добродѣтели, безъ его трудовъ. Это есть сила, которую пріяли блаженные Апостолы въ видѣ огня. Для нея‑то заповѣдалъ имъ Спаситель
Итакъ, да не осмѣлится человѣкъ помыслить въ душѣ своей, что самъ собою пришелъ онъ въ мѣру смиренномудрія, и ради одного помысла умиленія, возникшаго въ немъ въ нѣкое время, или за малыя слезы, истекшія у него, или за одно какое‑либо доброе свойство, которое имѣетъ онъ по естеству или которымъ овладѣлъ съ усиліемъ, — пріобрѣлъ онъ то, что составляетъ полноту всѣхъ тайнъ, что служитъ хранилищемъ всѣхъ добродѣтелей, и все это, говорю, пріобрѣлъ малыми дѣлами, а не симъ дарованіемъ. Напротивъ того, если человѣкъ побѣдилъ всѣхъ сопротивныхъ духовъ, и изъ дѣлъ всякой добродѣтели не осталось ни одного, котораго бы не совершилъ явно и не пріобрѣлъ, если побѣдилъ и покорилъ всѣ твердыни сопротивниковъ, и послѣ этого ощутилъ въ себѣ духомъ, что пріялъ сіе дарованіе, когда, по слову Апостола,
Если же спроситъ человѣкъ: „Что мнѣ дѣлать? Какъ пріобрѣсти? Какимъ способомъ содѣлаться достойнымъ пріять смиреніе? Вотъ принуждаю самъ себя, и, какъ скоро подумаю, что пріобрѣлъ оное, вижу, что вотъ противныя ему мысли обращаются въ моемъ умѣ, и отъ того впадаю теперь въ отчаяніе“.
Сему вопрошающему такой данъ будетъ отвѣтъ:
СЛОВО 54.