Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Что же бываетъ слѣдствіемъ другой причины, т. е. если начато нами дѣло свиней? Что же это за дѣло свиней, какъ не то, чтобы дозволять чреву не знать границъ, и непрестанно наполнять его, а не имѣть указаннаго времени на удовлетвореніе тѣлесныхъ потребностей, какъ свойственно разумнымъ? И что же далѣе выходитъ изъ этого? Отсюда — тяжесть въ головѣ, великое отягощеніе въ тѣлѣ и разслабленіе въ мышцахъ, а отъ сего — необходимость оставлять службу Божію, потому что приходятъ и лѣность творить на ней метанія[606], и нерадѣніе о поклонахъ обычныхъ, омраченіе и холодность мысли; умъ, одебелѣвшій[607] и неспособный къ разсудительности отъ смятенія и великаго омраченія помысловъ, густой и непроницаемый мракъ, распростертый во всей душѣ, сильное уныніе при всякомъ Божіемъ дѣлѣ, а также и при чтеніи, потому что человѣкъ не вкушаетъ сладости словесъ Божіихъ, великая праздность отъ необходимыхъ дѣлъ[608], умъ неудержимый, скитающійся всюду по землѣ, большое накопленіе соковъ во всѣхъ членахъ, по ночамъ нечистыя мечтанія скверныхъ призраковъ и неумѣстныхъ образовъ, исполненныхъ похотѣнія, которое проникаетъ въ душу и въ самой душѣ нечисто исполняетъ свои хотѣнія. И постель сего окаяннаго, и одежда его, и даже все тѣло оскверняются множествомъ срамныхъ нечистотъ, {376} какія льются у него какъ бы изъ источника, и это бываетъ у него не только ночью, но и днемъ, потому что тѣло всегда источаетъ нечистоты и оскверняетъ мысль, такъ что по причинѣ сего человѣкъ отвращается и отъ цѣломудрія. Ибо сладость возбужденій чувствуется во всемъ тѣлѣ его съ непрестаннымъ и нестерпимымъ разжженіемъ. И бываютъ у него обольстительные помыслы, которые изображаютъ передъ нимъ красоту, и во всякое время раздражаютъ его и возбуждаютъ умъ къ сочетанію съ ними. И человѣкъ, нимало не колеблясь, сочетавается съ сими помыслами, помышляя о нихъ и вожделѣвая ихъ, по причинѣ омраченія въ немъ разсудка. И это есть то самое, что сказалъ и Пророкъ: вотъ воздаяніе сестрѣ Содомѣ, которая роскошествуя ѣла хлѣбъ въ сытость, и т. д. (Іез. 16, 49). И о семъ‑то сказано однимъ изъ великихъ мудрецовъ, что, если кто будетъ обильно питать тѣло свое наслажденіями, то душу свою подвергнетъ брани; и если нѣкогда придетъ въ себя и приметъ на себя трудъ принудить себя, чтобы овладѣть самимъ собою, то не возможетъ сего по причинѣ сильнаго раздраженія тѣлесныхъ движеній и потому что сильны и понудительны раздраженія и возбужденія, которыя плѣняютъ душу своими похотѣніями. Видишь ли въ этомъ тонкость сихъ безбожныхъ[609]? И онъ же говоритъ еще: тѣлесное наслажденіе, вслѣдствіе мягкости и нѣжности юности, производитъ, что скоро снискиваются душею страсти, и окружаетъ ее смерть, и такимъ образомъ человѣкъ подпадаетъ суду Божію.

А душа, поучающаяся всегда въ памятованіи должнаго, упокоевается въ свободѣ своей; заботы ея невелики, она ни въ чемъ не раскаивается, имѣя попеченіе о добродѣтели и держа бразды страстей; храня добродѣтель, она приводитъ въ возрастаніе, въ безпечальную радость, въ добрую жизнь и въ безопасную пристань. Тѣлесныя же наслажденія не только усиливаютъ страсти и возставляютъ ихъ на душу, {377} но даже исторгаютъ ее изъ самыхъ корней ея, и съ тѣмъ вмѣстѣ разжигаютъ чрево къ невоздержанію и безграничности крайняго распутства, и понуждаютъ безвременно удовлетворять тѣлеснымъ потребностямъ. Одолѣваемый симъ не хочетъ стерпѣть малаго голода и владѣть собою, потому что онъ — плѣнникъ страстей.