Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Отвѣтъ. Чистота есть забвеніе способовъ вѣдѣнія черезъ естество, заимствованныхъ отъ естества въ мірѣ[127]. А чтобы освободиться отъ нихъ и стать внѣ ихъ, вотъ сему предѣлъ: прійти человѣку въ первоначальную простоту и первоначальное незлобіе естества своего, и сдѣлаться какъ бы младенцемъ, только безъ младенческихъ недостатковъ.

Вопрось. Можетъ ли кто взойти на эту степень?

Отвѣтъ. Да. Ибо, вотъ, иные приходили въ мѣру сію, какъ и Авва Сисой пришелъ въ сію мѣру такъ, что спрашивалъ ученика: „ѣлъ я или не ѣлъ?“ И другой нѣкто изъ Отцевъ пришелъ въ таковую простоту и почти въ младенческую невинность, почему совершенно забывалъ все здѣшнее, такъ что сталъ бы и ѣсть до Пріобщенія, если бы не препятствовали ему въ этомъ ученики; и какъ младенца приводили его ученики къ Пріобщенію. Итакъ, для міра былъ онъ младенецъ, для Бога же — совершенъ душею.

Вопросъ. Какіе помыслы и размышленія должно имѣтъ подвижнику, пребывающему на безмолвіи, въ безмолвной своей келліи? и что надлежитъ ему непрестанно дѣлать, чтобы умъ его не имѣлъ досуга для суетныхъ помысловъ?

Отвѣтъ. Спрашиваешь о помыслахъ и размышленіи, какъ человѣкъ становится мертвымъ въ келліи своей? Развѣ человѣкъ рачительный и трезвенный душею имѣетъ нужду спрашивать, какъ ему вести {98} себя, когда бываетъ онъ одинъ самъ съ собою? Какое иное занятіе у монаха въ келліи его, кромѣ плача? Развѣ бываетъ у него время отъ плача обратиться къ другому помыслу? И какое занятіе лучше этого? Самое пребываніе монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванію во гробѣ, далекому отъ радости человѣческой, учатъ его, что дѣятельность его — плачъ. И самое значеніе имени его къ тому же призываетъ и убѣждаетъ, потому что называется онъ сѣтующимъ, т. е. исполненнымъ горести въ сердцѣ. И всѣ святые въ плачѣ переселялись изъ сей жизни. Если же святые плакали, и, пока не переселились изъ жизни сей, очи ихъ всегда были наполнены слезами, то кто же не будетъ плакать? Утѣшеніе монаху порождается плачемъ его. И если совершенные и побѣдоносные здѣсь плакали, то какъ стерпитъ исполненный язвъ, чтобы пребыть ему безъ плача? Кто имѣлъ лежащаго предъ собою мертвеца своего, и видитъ, что самъ онъ умерщвленъ грѣхами, того нужно ли учить, съ какою мыслію пользоваться ему слезами? Душа твоя, которая для тебя дороже цѣлаго міра, умерщвлена грѣхами, и лежитъ предъ тобою; ужели же не требуетъ она плача? Поэтому, если пойдемъ на безмолвіе, и съ терпѣніемъ будемъ пребывать въ немъ, то, конечно, въ состояніи будемъ пребывать въ плачѣ. Посему будемъ непрестанно въ умѣ своемъ молить Господа, чтобы даровалъ намъ плачъ. Ибо, если пріимемъ сію благодать, лучшую и превосходнѣйшую прочихъ дарованій, то, при помощи ея, достигнемъ чистоты. А какъ скоро достигнемъ ея, не отнимется уже у насъ чистота до самаго исхода нашего изъ жизни сей.

Посему блаженны чистые сердцемъ, потому что нѣтъ времени, когда бы не услаждались они сею сладостію слезъ, и въ ней всегда зрятъ они Господа. Пока еще слезы у нихъ на глазахъ, они сподобляются зрѣнія откровеній Его на высотѣ молитвы своей; и нѣтъ у нихъ молитвы безъ слезъ. Сіе‑то и значитъ сказанное Господомъ: блажени плачущіи, яко тіи утѣшатся (Матѳ. 5, 4). Ибо отъ плача приходитъ человѣкъ {99} къ душевной чистотѣ. Посему Господъ, сказавъ: яко тіи утѣшатся, не объяснилъ: какимъ утѣшеніемъ. Ибо, когда монахъ сподобился съ помощію слезъ прейти область страстей, и вступить на равнину душевной чистоты, тогда срѣтаетъ его таковое утѣшеніе. Посему, если кто изъ получившихъ утѣшеніе здѣсь прострется на сію равнину, то на ней встрѣтитъ утѣшеніе, необрѣтаемое здѣсь, и уразумѣваетъ тогда, какое получаетъ конецъ плача утѣшеніе, которое плачущимъ даетъ Богъ за чистоту ихъ; потому что непрестанно плачущій не можетъ быть тревожимъ страстями. Проливать слезы и плакать, это — дарованіе безстрастныхъ. И если слезы временно плачущаго и сѣтующаго могутъ не только путеводить его къ безстрастію, но и совершенно очистить и освободить умъ его отъ памятованія страстей, то что́ скажемъ о тѣхъ, которые съ вѣдѣніемъ день и ночь упражняются въ семъ дѣланіи? Посему никто не знаетъ помощи, бывающей отъ плача, кромѣ тѣхъ однихъ, которые предали души свои дѣлу сему. Всѣ святые стремятся къ сему входу[128], потому что слезами отверзается предъ ними дверь для вшествія въ страну утѣшенія; и въ этой странѣ въ откровеніяхъ изображаются преблагіе и спасительные слѣды Божіи.

Вопросъ. Поелику иные, по немощи тѣла, не въ состояніи непрестанно плакать, что́ должно имѣть имъ къ охраненію ума, чтобы противъ него, когда онъ ничѣмъ не занятъ, не возставали страсти?