Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Вѣдѣніе, которое занимается видимымъ или чувствами воспринимаетъ порядокъ онаго, называется естественнымъ. Вѣдѣніе же, которое пребываетъ въ области мысленнаго и своею собственною силою постигаетъ природу безплотнаго, именуется духовнымъ; потому что оно пріемлетъ ощущеніе духомъ, а не чувствами, и рожденіе сихъ двухъ[168] привходитъ въ душу отвнѣ, и она разумѣваетъ ихъ. А вѣдѣніе, достигшее Божественнаго, именуется сверхъестественнымъ, и оно паче недовѣдомо, и выше вѣдѣнія. И созерцаніе сего вѣдѣнія душа пріемлетъ не отъ вещества, которое внѣ ея, какъ въ первыхъ двухъ видахъ вѣдѣнія, но невещественно, внутри ея самой, туне, скоро и сверхъ чаянія является и открывается оно изъ самой внутренности, потому что, по слову Христову, царствіе небесное внутрь васъ есть (Лук. 17, 21), и нельзя ожидать его въ извѣстномъ образѣ, и не съ соблюденіемъ оно приходитъ, но внутри образа, запечатлѣннаго въ сокровенномъ умѣ, открывается само собою, безъ помышленія[169] о немъ, потому что умъ не находитъ въ немъ вещества.

Первое вѣдѣніе рождается отъ непрестаннаго занятія и рачительнаго обученія; второе же — отъ добраго житія и разумной вѣры, а третье наслѣдуется одной вѣрой, потому что ею упраздняется вѣдѣніе, дѣла пріемлютъ конецъ, и чувства дѣлаются излишними для употребленія. Посему вѣдѣніе чествуется, въ какой мѣрѣ нисходитъ отъ сего предѣла; и чѣмъ болѣе нисходитъ, тѣмъ паче чествуется. И когда достигаетъ земли и земного, тогда всѣмъ владычествуетъ вѣдѣніе, и безъ него всякое дѣло хромо и {133} несовершенно. Когда же душа созерцаніе свое возвыситъ горѣ́, и мысли свои простретъ въ пренебесное, и возжелаетъ того, что незримо тѣлесными очами, и что не во власти плоти, тогда во всемъ дѣйствуетъ вѣра, которую и намъ да даруетъ Господь Іисусъ Христосъ, сый благословенъ во вѣки, аминь (Рим. 9, 5).

СЛОВО 30.

Объ образѣ молитвы и о прочемъ, необходимо потребномъ для всегдашняго памятованія и во многихъ отношеніяхъ полезномъ, если сохранитъ это читающій съ разсужденіемъ.

Человѣку, во время молитвеннаго прошенія своего, утвердиться въ упованіи на Бога естъ лучшая часть благодати вѣры. Твердость же вѣры въ Бога не то, что здравое[170] исповѣданіе, хотя оно и матерь вѣры; напротивъ того, душа видитъ истину Божію по силѣ житія. Когда въ святыхъ Писаніяхъ находишь вѣру, соединенную съ дѣлами, тогда разсужденія о ней не принимай за разсужденіе о правомъ исповѣданіи, потому что вѣра, доводящая до несомнѣнности въ упованіи, никогда не достигается людьми некрещенными[171] или — у которыхъ умъ растлѣнъ для истины. Ибо несомнѣнностъ вѣры въ людяхъ, высокихъ душею, открывается по мѣрѣ того, какъ они по нравамъ своимъ сообразуются въ житіи съ заповѣдями Господними.

Непрестанное изученіе Писанія — свѣтъ для души, потому что оно указываетъ душѣ полезныя напоминанія о томъ, чтобы остерегаться страстей и пребывать въ любви къ Богу чистотою молитвы, и также начертываетъ предъ нами мирный путь по слѣдамъ святыхъ. Впрочемъ, не сомнѣвайся въ силѣ молитвъ нашего стихословія, когда, во время молитвъ или ежечаснаго чтенія, не послѣдуетъ за {134} ними сильнаго возбужденія и непрестаннаго сокрушенія.

Сказанное изъ опыта слово необходимо принимай, хотя изрекшій оное и некнижный человѣкъ, потому что царскія сокровища больше всѣхъ на землѣ, но не пренебрегаютъ тѣмъ, чтобы принять въ добавокъ себѣ оволъ, взятый у нищаго; и изъ малыхъ потоковъ наводняются рѣки, и дѣлаются великими въ теченіи своемъ.

О храненіи памятованій.

Если памятованіе добраго, когда приводимъ это себѣ на мысль, обновляетъ въ насъ добродѣтель, то явно, что и памятованіе распутства, когда припоминаемъ о немъ, обновляетъ въ умѣ нашемъ срамное пожеланіе, потому что памятованіе того и другого показываетъ и начертываетъ въ помышленіяхъ нашихъ разность самыхъ воспоминаемыхъ вещей, какъ бы перстомъ указуетъ намъ или на срамоту нашихъ помысловъ, или на высоту нашего житія, и укрѣпляетъ въ насъ помыслы и движенія и десныхъ и шуихъ. Мы бываемъ заняты ими въ тайнѣ ума нашего, и въ этомъ мысленномъ занятіи изображается удѣлъ житія нашего, такъ что по необходимости непрестанно видимъ самихъ себя. Итакъ, не одно сіе занятіе вредитъ тому, кто имѣетъ оное, но съ нимъ вмѣстѣ вредитъ и видѣніе, а также и памятованіе, восполняющее это собою. И не одно дѣланіе добродѣтели сильно вспомоществуетъ тому, кто упражняется въ семъ дѣланіи, но и мысленное представленіе, образуемое припоминаніемъ о лицахъ, подвизавшихся въ добродѣтели.