Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Говорятъ, что блаженный Антоній никогда не рѣшался сдѣлать что‑либо, полезное болѣе для него самого, нежели для ближняго, въ томъ упованіи, что выгода его ближняго — наилучшее для него дѣланіе. Разсказываютъ также объ аввѣ Агаѳонѣ, будто бы сказалъ онъ: „желалъ бы я найти прокаженнаго, и взять у него тѣло его, а ему дать свое“. Видишь ли совершенную любовь? И также относительно того, что у него было внѣ его, онъ не могъ утерпѣть, чтобы не упокоить тѣмъ ближняго своего. И еще: былъ у него ножичекъ; братъ, пришедши къ нему, пожелалъ его имѣть, и авва не далъ ему выйти изъ келліи своей безъ этого ножичка. Таково и прочее, написанное о подобныхъ мужахъ. Но къ чему я говорю это? Многіе изъ нихъ ради ближняго предавали тѣла свои звѣрямъ, мечу и огню. Никто не можетъ взойти на степень этой любви, если не ощутитъ онъ втайнѣ надежды[304] своей. И не могутъ пріобрѣсти любви къ человѣкамъ тѣ, которые любятъ міръ сей. Когда пріобрѣтаетъ кто любовь, облекается въ Самого Бога. А тому, кто стяжалъ Бога, необходимо не только не соглашаться на пріобрѣтеніе съ Нимъ чего‑либо иного, но и совлечься тѣла своего. Если же любовію къ міру облечется кто въ этотъ міръ и въ эту жизнь, {209} то не облечется онъ въ Бога, пока не оставитъ сего. Ибо Самъ Богъ засвидѣтетьствовалъ сіе говоря: аще кто не оставитъ всего, и не возненавидитъ душу свою, не можетъ Мой быти ученикъ (Лук. 14, 26). Должно не только оставить, но и возненавидѣть это. А если кто не можетъ быть ученикомъ Господнимъ, то какъ Господь будетъ обитать въ немъ?

Вопросъ. Почему такъ сладостна[305] надежда, и житіе ея и дѣла ея легки, и скоро совершаются дѣла ея въ душѣ?

Отвѣтъ. Потому что пробуждается въ душѣ святыхъ естественное пожеланіе, и даетъ имъ пить изъ этой чаши, и упоеваетъ ихъ красотою оною[306]. Посему‑то не чувствуютъ уже они труда, но дѣлаются нечувствительными къ скорбямъ, и во все продолженіе своего шествія думаютъ, что шествіе ихъ совершается по воздуху, а не человѣческими идутъ они стопами; потому что не видятъ они трудности пути, предъ ними нѣтъ холмовъ и потоковъ, и будутъ имъ острая въ пути гладки и проч. (Ис. 40, 4), и потому что ежечасно обращено вниманіе ихъ на лоно Отца ихъ, и самая надежда какъ бы перстомъ, въ каждое мгновеніе, указуетъ имъ отдаленное и невидимое, какъ бы гадательно взирающимъ на сіе сокровеннымъ окомъ вѣры, и потому что желаніемъ отдаленнаго, какъ бы огнемъ, разжжены всѣ части души, и отсутствующее вмѣняется ими за присущее. Туда простирается все протяженіе ихъ помысловъ, и всегда поспѣшаютъ достигнуть туда; и когда приближаются къ совершенію какой‑либо добродѣтели, не частично надъ нею одною трудятся, но вдругъ и всецѣло совершаютъ ее во всѣхъ частяхъ, потому что исполины сіи шествіе свое не царскимъ совершаютъ путемъ, какъ всѣ прочіе, но избираютъ для себя стези краткія, по которымъ иные явственно приходятъ скоро въ обители. Самая надежда разжигаетъ ихъ какъ бы огнемъ, и не могутъ дать себѣ отдыха въ стремительномъ и {210} непрестанномъ теченіи, совершаемомъ съ радостію. Съ ними бываетъ сказанное блаженнымъ Іереміею; ибо говоритъ: рекохъ: не воспомяну имене Его, ниже возглаголю ктому во имя Его: и бысть въ сердцы моемъ яко огнь горящь, и проницающій въ кости мои (Іер. 20, 9). Такъ памятованіе о Богѣ дѣйствуетъ въ сердцахъ ихъ, упоеваемыхъ надеждою обѣтованій Божіихъ.

Краткія стези добродѣтелей суть добродѣтели всеобщія, потому что не имѣютъ онѣ[307] большого разстоянія между многими стезями житія отъ одной стези до другой: не выжидаютъ ни мѣста, ни времени, не допускаютъ расточенія, но тотчасъ принимаются за дѣло, и исполняютъ это.

Вопросъ. Что такое безстрастіе человѣческое?

Отвѣтъ. Безстрастіе не въ томъ состоитъ, чтобы не ощущать страстей, но въ томъ, чтобы не принимать ихъ въ себя. Вслѣдствіе многихъ и различныхъ добродѣтелей, явныхъ и сокровенныхъ, пріобрѣтенныхъ святыми, страсти изнемогли въ нихъ, и нелегко могутъ возстать на душу: и умъ не имѣетъ нужды непрестанно быть въ отношеніи къ нимъ внимательнымъ; потому что во всякое время исполненъ мыслями своими вслѣдствіе размышленія и бесѣды о наилучшихъ образахъ, которые съ сознаніемъ возбуждаются въ разумѣ. И какъ скоро начинаютъ возбуждаться страсти, умъ внезапно восхищается отъ сближенія съ ними какимъ‑то уразумѣніемъ, приникшимъ въ умѣ, и страсти, какъ сказалъ блаженный Маркъ, остаются въ немъ какъ бы праздными.