Читаем Слова, упавшие в воду. Современная поэзия Гуанси полностью

На заднем дворе моего дома растёт дерево манго,мой отец пересадил его из соседнего уезда,разрасталось оно стремительно,манго с распускающимися листьями ещё только цвело,не разрешившись плодами,а уже все вокруг говорили, что это дерево-самец,и призывали срубить его.Отец же упорствовал в своём мнении:оно обязательно принесёт плоды.Этим летом мой сынстоя под деревом манго, закричал призывно: «Манго!»На дереве манго действительно висел один плод манго.

Посмотри

Сегодня шестьдесят пятый день рождения моей матери.Вспоминаю, как в детствея разбил пиалу для риса,мать тогда вспылила,но не предприняла никаких действий,повторяя лишь:«Посмотри, посмотри…»Вспоминаю, когда я женился,взял в жёны девушку из другого края,не посоветовавшись с матерью.Глядя на невестку,мать в замешательстве повторяла:«Посмотри, посмотри…»Вплоть до настоящего момента,до сего дня я всё ещё не разгадал,на что я должен был посмотреть.

Годы

Всё тот же очень старый домвысится на прежнем месте,оставаясь больше тридцати лет назадединственным в деревне домом с деревянной черепицей.Когда-то я подстрелил из рогаткиворобья на крыше этого дома,потерявший ориентацию воробейзавертелся на дранке,я глядел, как он падает —падай же, — моё ожиданиебыло чрезвычайно сильным,но воробей удачно приземлился на обе лапки,а потом взмыл в небо.Спустя тридцать летя вернулся к родному очагу,на том старом доме по-прежнемучирикает воробей,в душе я представил,что стреляю в него из рогатки,и отпустил его.

Шэнь Тяньюй

沈天育

(род. 1990)

Пер. Д. Р. Валеевой

Под мостом

Рабочий, строящий мост,По пояс голый,Решил передохнуть.Будто на печи в родных краяхКусочками разложенаБлестящая солонина.

Белая цапля

Белая цапляОдинока,Совсем одна,Прямо как и я.Брожу у озера,Она кружится,Низко летает,То дальше, то ближеИ я подумал,Что очень на неё похож:Взмываю,Кружусь,КружусьИ лечу к земле.

Ню Ихэ

牛依河

(род. 1980)

Пер. Д. Р. Валеевой

Мясник

мой отец и худ, и мал,но есть у него скотобойный ножи за десятки лет не знаю, сколько свинокпогибли от его ножадесятки лет он на слова был скупчистый нож воткнёт, потом кровавый вынеткогда я был подростком, мой одноклассниквысмеивал моего отца:«на нём смертей невинных душ не счесть»потом, конечно, он пройдётвосемнадцать этажей адано я отца не ненавиделя навечно его сынсын мясника

Сижу со слепцом с улицы

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология поэзии

Песни Первой французской революции
Песни Первой французской революции

(Из вступительной статьи А. Ольшевского) Подводя итоги, мы имеем право сказать, что певцы революции по мере своих сил выполнили социальный заказ, который выдвинула перед ними эта бурная и красочная эпоха. Они оставили в наследство грядущим поколениям богатейший материал — документы эпохи, — материал, полностью не использованный и до настоящего времени. По песням революции мы теперь можем почти день за днем нащупать биение революционного пульса эпохи, выявить наиболее яркие моменты революционной борьбы, узнать радости и горести, надежды и упования не только отдельных лиц, но и партий и классов. Мы, переживающие величайшую в мире революцию, можем правильнее кого бы то ни было оценить и понять всех этих «санкюлотов на жизнь и смерть», которые изливали свои чувства восторга перед «святой свободой», грозили «кровавым тиранам», шли с песнями в бой против «приспешников королей» или водили хороводы вокруг «древа свободы». Мы не станем смеяться над их красными колпаками, над их чрезмерной любовью к именам римских и греческих героев, над их часто наивным энтузиазмом. Мы понимаем их чувства, мы умеем разобраться в том, какие побуждения заставляли голодных, оборванных и босых санкюлотов сражаться с войсками чуть ли не всей монархической Европы и обращать их в бегство под звуки Марсельезы. То было героическое время, и песни этой эпохи как нельзя лучше характеризуют ее пафос, ее непреклонную веру в победу, ее жертвенный энтузиазм и ее классовые противоречия.

Антология

Поэзия

Похожие книги

Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги