У Гуансийского университета сел яВ автобус чёрный, идущий в края родные.Тот человек, что уступил с собою рядом место,подвинул на сидении предмет —урну с прахом, накрытую поверху тёмной тканью.«Садитесь здесь», —был голос сдавлен и исполнен скорби,он руку правую прижал к груди.Усевшись, сомневаться стал я,Что занял место того, кого уж нет,А если бы, поднявшись, отошёл, —туда б пустое время опустилось,и я всё ехална чёрном странном транспорте,мост миновав, до станции конечной.Когда же вышел, посмотрел я вслед, —Лишь ряд пустых сиденийтого, кого уж нет, опять исчез.
Кольцо
Чтобы не спутать младенца с другими,В день твоего рожденьяЮная медсестричка тебеБирку надела — мягкое колечко —первый подарок этого мира. На нёмТолько номер палаты и матери имя.На пальчике безымянном —Простенькое колечкоСвязало меняС чьей-то ещё судьбой.Врач в консультации женскойКольцом спиральным из металла[51]До самой глубины утробы дошла.Устройство это ледяное,Все мыслимые «завтра», «вероятно» перечеркнуло.Бабушка жизнь прожила,Скованная кольцом, не видимым никому, —Так и в могилу сошла,Превратившись в груду костей.
День-деньской на улице Сышэн взад-вперёд ступая,Козырёк надвинув низко, разговор ведёт по телефону.Порой на корточках сидит в сторонке,потёртый аппарат держа, кричит: «Алло, алло!»А иногда, снимая кепку, всё волосы растрёпанные гладит,как будто сделку обсуждает,ту, что на успех обречена.В то утро я нарочно ехал тише,Наблюдая, как с видом деловым он номер набирает,нежным голосом примерного отца произнося:«Немного погоди, тебе большое яблоко куплю я».Одетый плохо нищийдержит грязную мобильника модель,А из всего, что он так долго говорил,расслышал я лишь эту фразу.
В палате женской
Ей только-только удалили маткуИ поместили в двадцать первую палату,три часа спустя она пришла в себя:«Её исполнен долг уже, мне тоже этобольше ни к чему».На свете самый теплый дом,Она лишилась этой части,Взамен осталась чёрная дыра.Супруг её, серьёзный человек,взял термос и пошёл налить воды,И я с кровати встала прогуляться,случайно проходя ту комнату с водой у лестницы,мужчину этого заметила украдкой,ко мне спиной на лестничной площадке сидя, курил,а рядом с ним — коробка из-под заварной лапши,окурков полная.
Белый лист
Сын взял мой степлери белый лист скобами скрепил,одной, двумя, тремя, уже — четыре, пять,пока тот лист не оказалсясплошь скобами покрыттак, словно изрешечен пулями в бою.И ручки шаловливые егомне протянули, весело резвясь, сказал он:«Мама, лист стал какой тяжелый!»