Словарь лжеца

В углу залы наигрывал оркестр, то и дело размечая мелодию случайными воплями гобоя. Трепсвернон хотел было отвесить Фрэшему несведущий комплимент по поводу его выбора музыки, но не успел и рта раскрыть, как хозяина за пуговку отвел в сторонку еще один гость. Благодарно воспользовавшись затишьем, Трепсвернон расслабился и взялся за свой обычный светский номер: подсчет шагов, как будто он в тюремной камере.

Его никто не прервал, пока он обходил залу, а, совершив полный круг, он решил сменить тактику. На ковре он взялся выписывать определенные невидимые слова. Пробравшись вдоль двух параллельных стен залы, но срезав углы, а затем пересекши ее, он выполнил букву А. За нею описал через все помещение букву Л, потом еще одну и в конце совершил еще один круг: последнее О. Это не только помогало скоротать время, но и давало то преимущество, что лицо его при сем натягивалось непритворной озабоченностью. Выписывая эдак буквы на ковре, Трепсвернон обнаружил, что способен успешно избегать бесед и не выглядеть при этом неучтивым: если он благодушно, однако сосредоточенно глядел в направлении, избранном им для своего азбучного курса, никому и не приходило в голову останавливать его и навязывать ему какую-либо дискуссию. Однако занятие сие стало чуточку более неловким, стоило челяди распознать, что он отбился от стада, и Трепсвернон осознал, что за его перемещениями следят. К чести официантов, обслуживавших «Общество 1500 миль», были они изумительно внимательны – после двух дальнейших фужеров шампанского Трепсвернон попробовал их отвадить от себя, заказывая самые вычурные напитки, какие только мог измыслить. Он-то надеялся, что задача окажется долгой в выполнении и его на время оставят в покое, но чуть ли не сразу ему принесли бузинную настойку и нечто, явно произведенное из ревеневого меда и подаваемое в стеклянной урне. Планы расстроены. Вкусом оно походило на мыло, каким моется деспот с личной тайной. Трепсвернон сменил галс и решил быть с официантом откровенным. Он попросил виски. Все это оплачивается Фрэшемом, подсказывала Трепсвернону логика, поэтому кто он таков, чтобы противиться сей щедрости? Кроме того, он заказал выпивку и музыкантам в углу – те в благодарность качнули инструментами.

Судя по всему, на другом краю залы Фрэшем произнес нечто остроумное, поскольку фейское кольцо университетских друзей-лизоблюдов разразилось аплодисментами. Затем из боковой двери вынесли торт, до того объемистый и тяжелый, что ему требовались носильщики, как для гроба. Торт призван был изображать собою книгу, покрыт ярко-синей глазурью, а белой помадкой на месте заглавия была выведена фамилия хозяина. Оркестр взял первые ноты «Он у нас добрый малый»[6]. Громадным ножом Фрэшем взрезал торт, и «Общество 1500 миль» зазвенело льдинками о стекло фужеров, запонками о него же и тростями о пол. Глоссоп с улыбкой склонился над гостевой книгой.

Официанты раздали куски торта, и Трепсвернон, успешно выписавший по ковру весь алфавит дважды и уже решительно пьяный, решил, что предпримет еще один круг по зале, а потом уйдет. Убедил себя, что лучшее в нем вызывается ходьбою, а не разговорами, рассудивши, что это производное скорее праздношатания, нежели нервозности. Он угостился тортом с подноса, и тут его озарило вспышкой вдохновенья – он ведь способен начертать алфавит и по улицам Лондона, за пределами сей залы. Держась за стенку, Трепсвернон принялся разрабатывать особые маршруты по городу, которыми удастся наглядно изобразить буквы прямого шрифта. Ходьба и алфавит, решил он, станут изумительно развлекательной терапией. Чтобы пройти букву А, он мог бы начать с Кембридж-сёркуса, протрусить вверх по Эрлэм-стрит, свернуть у Севен-Дайалз и пройти по Сент-Мартинз-лейн (при этом Тауэр-стрит образует центральную спицу буквы). Некоторые начертанья виделись его мысленному взору ясно – D будет периметром Биллингзгейтского рыбного рынка, к примеру, а площадь Сент-Джеймз-сквер могла бы образовать О. Пробеги он по ее периметру пять тысяч раз, подумал Трепсвернон, – тоже мог бы вступить в «Общество 1500 миль». Общее посапывание S и Z существовало между недавно снесенной церковью на Финзбёри-сёркус и сумасшедшим домом в Хокстон-Хаусе – все это он прибавил к своему расширявшемуся указателю.

Трепсвернон смутно осознал, что минует Глоссопа. Лизнув большой палец, тот перелистывал гостевую книгу.