«На прошлой неделе мы заявили о нашем неприятии кандидатуры мистера Джефферсона Скэндрила и привели убедительные доводы. Впервые за все время своего существования газета сделала ясное, глубокое и компетентное заявление и продемонстрировала верность вечным принципам! Отступая на время с завоеванных позиций, обратимся к прошлому соперника мистера Скэндрила. О нем говорят, что он провел несколько лет в сумасшедшем доме Уорм-Спрингс, соседнего с нами штата Миссури. Хотя слух пущен разными политическими шавками, мы не опустимся до того, чтобы опровергать его, потому что он случайно оказался верным; на следующей неделе мы покажем (как по мановению волшебной палочки), что очернители великого государственного деятеля не извлекли никакой пользы из пребывания в том же заведении: их умственная деградация не лечится».
Я счел его выпад слишком сильным и не совсем уместным, но Мастхэд сказал, что этот малоизвестный в Клейбэнке кандидат действительно провел некоторое время в психиатрической лечебнице Уорм-Спрингс, и об этом надо говорить смело: увиливания и отрицания погибнут под железными колесами Истины! Говоря это, он словно раздувался и увеличивался в размере, почти заполняя собой одежду, а горящий в глазах огонь порождал у меня чувство (впоследствии утраченное), что справедливое дело не пострадает из-за небольшой уступки фактам. Итак, предоставив редактору право действовать по своему усмотрению, я отправился на важные встречи: после появления статьи несколько друзей мистера Броскина вызвали меня на дуэль. Мне казалось несправедливым, что я должен защищать курс нового редактора от приверженцев собственного кандидата; тем более что я прав, а они просто ничего не знают о предмете спора — ни один из них даже не слышал о сумасшедшем доме в Уорм-Спрингс. Но я не уклонялся от журналистского долга — дрался на дуэлях и вел себя, как приличествует литератору и политику. Некоторое время я лечился от ран, и в это время каждый заметный член моей партии, приезжавший в Клейбэнк поговорить с избирателями, считал своим прямым долгом сначала навестить меня, вежливо осведомиться о здоровье и вызвать на дуэль. Мой врач запретил мне что-либо читать, и в результате Мастхэд был в газете полным хозяином. Просматривая теперь старые подшивки, я увидел, что он отдал весь свой талант и все газетное пространство, включая полосы для рекламы, на доказательство того, что наш кандидат был пациентом психушки, и презрительно спрашивал конкурентов, что они собираются делать по этому поводу.
Все это время мистер Броскин не давал о себе знать; когда мне смертельно надоели вызовы на дуэль, я с возмущением потребовал, чтобы мистер Мастхэд переметнулся на другую сторону и стал поддерживать моего шурина. Мастхэд «спрятал свое личное мнение» и должным образом, со своей обезоруживающей честностью объявил об изменении нашей политики. Тут мистер Броскин и приехал в Клейбэнк — поблагодарить меня! Приятный, почтенный джентльмен произвел на меня хорошее впечатление. Мастхэд был на месте, когда он вошел, и на него появление Броскина подействовало иначе. Редактор съежился, чуть ли не с головой уйдя в старую одежду, побледнел и стучал зубами. Заметив его необычное поведение, я стал искать этому объяснение.
— Мистер Броскин, — начал я, значительно посмотрев на дрожащего редактора, — по некоторым признакам я начинаю догадываться, что по какой-то причине мы поступили с вами несправедливо. Могу я спросить, вы действительно были в психиатрической лечебнице Уорм-Спрингс, штат Миссури?
— Три года, — спокойно ответил он. — Я врач и возглавлял эту больницу. Ваш сын был, — повернулся он к Мастхэду, лицо которого постоянно меняло окраску, — если я не ошибаюсь, одним из моих пациентов. Я знаю, что несколько недель назад ваш друг по фамилии Нортон добился, чтобы его выписали под вашу личную ответственность и обещание позаботиться о нем. Надеюсь, домашняя обстановка пошла ему на пользу. Все это грустно!
Да уж, действительно. Фамилия человека, к которому я обратился с просьбой найти редактора, была Нортон, и он прислал мне редактора! Нортон всегда был отзывчивым человеком.
Почему я не редактирую «Стингер»[113]