Словарь Сатаны

В эти минуты леди вела себя не так, как остальные; она пугалась больше других: иногда вскакивала с дивана и замирала, ломая в отчаянии руки, — настоящий портрет ужаса и нерешительности. Было только естественно, что в такие минуты Хабертон усаживал ее с бесконечной нежностью, уверяя в безопасности и одновременно сожалея, что она вынуждена подвергаться риску. Возможно, он поступил правильно, когда взял наконец ее руку в перчатке и сел рядом с ней на диван, но было чертовски неправильно завладеть ее обеими руками, когда… бум, зз-з, бам!

Все мы вскочили на ноги. Снаряд попал в дом и разорвался в комнате над нами. С потолка посыпалась штукатурка. Скромная и тихая леди мигом вскочила.

— Черт подери! — вскричала она.

Хабертон, который тоже не остался сидеть, застыл на месте, как памятник на собственной могиле. Он не говорил, не двигался и не сводил глаз с ординарца Армана, который срывал с себя женскую одежду и швырял ее направо и налево, самым бесстыдным образом обнажая свои прелести; наш дружный хохот, вырвавшись из комнаты, несся над освещенным лагерем и дальше — в ночь, покрывая темное пространство до вражеских позиций. Ах, какая веселая жизнь была в то героическое время, когда мужчины еще не разучились смеяться!

Хабертон постепенно приходил в себя. Он уже не обводил комнату отсутствующим взглядом; на его лице проступила самая кислая — из возможных — улыбка.

— Вам меня не одурачить! — сказал он.

Заполненный пробел [36]

1. Парад вместо приветствия

Летней ночью на невысоком холме, поднимавшемся над простором лесов и равнин, стоял человек. Полная луна клонилась к западу, и по этому признаку человек понял, что близок час рассвета, — иначе это трудно было определить. Легкий туман стлался по земле, затягивая низины, но над пеленой тумана четко выделялись на чистом небе темные массы отдельных деревьев. Сквозь туман смутно виднелись два-три фермерских домика, но ни в одном из них не было света. Нигде ни признака жизни, только собачий лай, доносясь издали и повторяясь через равные промежутки времени, скорее сгущал, чем рассеивал впечатление заброшенности и безлюдья.

Человек с любопытством озирался по сторонам; казалось, все окружающее ему знакомо, но он не может найти своего места в нем и не знает, что делать. Так, наверно, мы будем вести себя, восстав из мертвых в ожидании Страшного суда.

В ста шагах от него лежала прямая дорога, белея в лунном свете. Пытаясь «определиться», как сказал бы землемер или мореплаватель, он медленно перевел взгляд с одного конца дороги на другой и заметил в четверти мили к югу смутно чернеющий в тумане отряд кавалерии, который направлялся на север. За ним шла колонна пехоты с тускло поблескивавшими винтовками за спиной. Колонна двигалась медленно и неслышно. Еще отряд кавалерии, еще полк пехоты, за ним еще и еще, непрерывным потоком двигались к тому месту, откуда на них смотрел человек, мимо него и дальше на север. Проехала батарея; канониры, скрестив на груди руки, сидели на лафетах и зарядных ящиках. И вся эта бесконечная процессия, отряд за отрядом, выступала из тьмы с юга и уходила во тьму на север, но не слышно было ни говора, ни стука копыт, ни грохота колес.

Это показалось ему странным: он подумал было, что оглох; произнес это вслух и услышал собственный голос, хотя он звучал как чужой, и это его поразило; ухо его ожидало услышать голос совсем иного тембра и звучания. Однако он понял, что не оглох, и на время успокоился.

Затем он вспомнил, что существует явление природы, известное под названием «акустической тени». Когда человек попадает в акустическую тень, есть такое направление, по которому звук до него не доходит. Во время одного из самых ожесточенных боев войны Севера с Югом — сражения при Гейнс-Милл, в котором участвовало сто орудий, зрители, находившиеся на расстоянии полутора миль на противоположном склоне долины Чикагомини, не слышали ни звука, хотя очень ясно видели все происходившее. Бомбардировка Порт-Ройал, слышная и ощутимая в Сент-Августине, в ста пятидесяти милях к югу, не была слышна в двух милях к северу при тихой погоде. За несколько дней до сдачи при Аппоматоксе оглушительная перестрелка между войсками Шеридана и Пикета оставалась неизвестной последнему — он находился в тылу своей армии, в какой-нибудь миле от линии огня.

Ни один из этих случаев не был известен герою нашего рассказа, но менее значительные явления того же порядка не ускользнули от его внимания. Его тревожило не загадочное безмолвие этого ночного похода, а нечто иное.

«Боже мой, — сказал он себе, и опять ему почудилось, что кто-то другой выражает вслух его мысли, — если это действительно южане — значит, мы проиграли сражение и они двигаются к Нэашвиллу!»